logo
Религия как форма общественного сознания

2.2 Православие в структуре самосознания русского народа

Важнейшая социологическая характеристика того религиозного порядка, который утвердился в России с принятием и распространением православия, относится не к содержанию религиозного учения, а к месту религиозного института, т. е. церкви, в общей социокультурной системе. На западе результатом развития цивилизации, который не был «запланирован» в первоначальном христианстве, стало отделение единой церкви от множества центров государственной власти. Это означало, что политический и общекультурный порядок были отделены друг от друга, хотя в перипетиях взаимной борьбы этот принцип мог нарушаться обеими сторонами. Напротив, восточное христианство сложилось как система независимых друг от друга (автокефальных) патриаршеств, которые находились между собой в отношениях ревнивого соперничества за власть над душами и умами «своих» верующих. Такое рассогласование резко снижало способность церковных властей противостоять власти политической. Автокефальный статус различных церквей восточного христианства означал не только независимость друг от друга, но и их зависимость от государства, выступавшего как гарант веры. В сущности, такова была уже византийская традиция, в соответствии с которой церковь утверждала божественную санкцию монаршей власти. С утверждением самостоятельности московского патриаршества в XV в. церковь на Руси становится существенным орудием централизации, утверждения государственного единства и борьбы против «неверных», т. е. государств, защищающих иные конфессии [3].

Московские государи проявили большое «своеволие» в организационных церковных делах, назначая на высшие церковные должности или прогоняя неугодных иерархов. Однако чем сильнее была организационная зависимость, тем крепче религиозное сознание держалось за независимость «священного предания». Поэтому пересмотр богослужебных книг в середине XVII в., принятый по инициативе патриарха Никона, был воспринят значительной частью народа как отступление от канона и привел к длительному расколу с его постоянной тенденцией перехода в народные бунты, непризнание официальных властей и т.д.

Национально-государственная привязанность православия утвердилась и в других восточных церквах. Важнейшим культурным результатом такого положения явилась культурная замкнутость, локальная изолированность этих церквей и застойность их вероучения. Тот богословский итог, который был, достигнут в Византии и зафиксирован в постановлении семи Вселенских соборов, был воспринят восточным православием как окончательная «истина», и уже не было такого авторитета, который мог бы реализовать ее изменение. Сопротивление «еретическому» инакомыслию, неприятие любого изменения «стародавних» обрядов сковало силы православия и превратило его в покорного слугу авторитарного государства [3].

Застойный характер религиозной жизни привел к тому, что уже с середины XVII в., т. е. до Петровских реформ, присущее русскому обществу противоречие между принципами стабильности и развития приняло характер противостояния самобытности «святой Руси» и западничества («латинствуюшие»). Православие сопротивлялось европейским влияниям в духовной жизни, представляя их как «отступление от чистой веры Христовой». Церковные порядки, установленные Петром I и его преемниками (введение Синода, секуляризация церковных земель и другие меры), усилили организационную зависимость церкви от государства. Однако содержание вероисповедания, «святыня веры», осталось незатронутым, превращаясь, все более в косное, архаичное начало. Православию были чужды сколько-нибудь серьезные попытки реформации. Незыблемость церковной жизни, устарелость ее языка и обрядов, застой ортодоксии усиливали изоляцию церкви от образованной части общества. Прочная связь церкви и престола приводила к тому, что растущая оппозиция против власти переносилась и на церковь. Официальная церковь не могла стать накопителем народного протеста против социальной несправедливости. Она не породила мучеников борьбы с самодержавием и крепостным правом, постоянно призывая к смирению перед властями и заглушая народное негодование. Вместе с тем духовная косность православия лишь способствовала усилению секуляризма и неверия среди образованных слоев общества. Развитие культуры проходило мимо религиозной жизни и вело не к реформации, а к секуляризации, выражавшейся в форме равнодушия, прямого неверия и принципиального атеизма [3].

Застойный характер православия не устранял сам по себе сдвигов в культурной жизни, которая отнюдь не сводилась к религиозно регулируемому «благочинию». Одним из источников этого разнообразия была народная, во многом еще языческая, почвенническая и «мужицкая» культура, представленная фольклорной, обрядовой, праздничной, смеховой традициями. Вторым источником было влияние извне, со стороны многих культур Запада и Востока, интенсивное общение с которыми Россия поддерживала на протяжении многих веков. Третьим источником разнообразия стало государство как одна из важнейших сил, которая не только объединяла население, распространенное на огромных пространствах Евразии, но и так или иначе способствовало развитию и дифференциации как хозяйственной, так и культурной деятельности [4].