2. СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ И РПЦ

С первых лет своего правления советская власть вела активную борьбу с религией. Принималось огромное количество декретов, постановлений, которые ограничивали деятельность церкви. Первые годы антирелигиозной войны большевики вели преимущественно силовыми методами. Аресты, репрессии священнослужителей, разрушение храмов, изъятие церковных ценностей - все это не дало весомых результатов советской власти, и власть начинает осуществлять переход к идеологической работе. В 20-е годы создается Союз Безбожников, выпускается журнал «Безбожник», в школах, клубах, избах-читальнях показываются фильмы, ставятся спектакли на антирелигиозные темы, проводятся «Дни атеиста», чтение антипасхальных докладов и др.

Первым антирелигиозным документом был декрет «О земле» [20, с. 249]. «Вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т.д., отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней» [1, с. 12]. Таким образом, церковь лишалась права владеть землей, прекратилось финансирование духовенства со стороны государства.

18 декабря 1917 г. был опубликован Декрет ВЦИК и СНК о гражданском браке, о детях и о введении книг актов гражданского состояния, признавший отныне юридически недействительным церковный брак [35, с. 10]. Еще одним документом, направленным на постепенное уничтожение церкви был декрет СНК «о свободе совести, церковных и религиозных обществах». От 20 января 1918 г. Этот декрет провозгласил отделение церкви от государства, свободу исповедания любой религии, предал ведение актов гражданского состояния государству, отделил школу от церкви, запретил религиозное воспитание в школе. Отнес религиозные организации по своему статусу к общественным, причем без права владеть собственностью. Передал в ведение местных Советов монастыри, монастырские земли, хозяйственные строения церквей, оставив группам верующих во временное пользование церковные здания и предметы культа, необходимые для богослужебных целей [2, с. 70-71].

Этот декрет, безусловно, вызвал протест со стороны священнослужителей. Декрет явился ответом на постановление Синода «О Юридическом статусе Русской Православной церкви» от 2 декабря 1917 г., в котором содержалось требование не принимать никаких законов, относящихся к церкви, без предварительной консультации с нею и без ее санкции. Ни на какие подобные переговоры Советское государство идти не собиралось. 25 января 1928 г. Поместный Собор дал следующую оценку декрету: он «представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной церкви и акт открытого против нее гонения» [31, с. 42].

Возник резкий конфликт между государством и церковью. Вскоре последовали террористические акции: в Киеве был убит митрополит Владимир, а в реке Тобол утоплен епископ Гермоген, невинными жертвами оказались сотни священнослужителей более низкого ранга [31, с. 81]. Развернувшийся террор против духовенства провоцировал волнения среди верующих. Начинается массовое закрытие храмов до 1922 г. в советской России было закрыто свыше 600 монастырей, многие из которых обладали большой исторической и культурной ценностью. Общее число жертв, среди духовенства и мирян, стоящих вне гражданской войны, с октября 1917 г. по конец 1921 г. превысило 10 тыс. человек [19, с. 43].

30 июня 1918 г. постановление СНК РСФСР «О набатном звоне», приравнивавшего созыв населения набатным звоном к государственному преступлению и обязывавшего предать виновных суду революционного трибунала. 16 февраля 1919 года, коллегия Наркомата юстиции приняла постановление об организации вскрытия мощей святых на территории России [30, с. 35]. Но это только официальный документ, а на самом деле вскрытие мощей началось еще с конца 1918 г.

Как правило, говоря о вскрытии мощей, и церковные и светские историки указывают, прежде всего, на осквернение рак, наиболее почитаемых по всей стране святых - преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского, благоверного князя Александра Невского и др. [35, с. 13]. Гораздо реже рассматривается ход данной компании на Европейском Севере России, где она фактически началась. Первым сообщением о вскрытии святых мощей стало известие о том, что 22 октября 1918 г. при приеме на учет богослужебного имущества Александро-Свирского монастыря Олонецкой губернии «в литой раке, весящей более 20 пудов серебра, вместо нетленных мощей Александра Свирского была обнаружена восковая кукла». Чем была вызвана подобная публикация и насколько она была правдива? С февраля 1918 г. в монастыре появились отряды для описи имущества, реквизиции хлеба и взыскание налогов. Верующие близлежащих сел организовались союз для защиты церквей и ее имущества. И когда в марте 1918 г. прибыла комиссия для описи имущества, этот союз дал серьезный отпор. Конечно же, советскую власть это не остановило и выступавшие позже подверглись репрессиям.

Член Всероссийского церковного собора Н. Д. Кузнецов направил в Совнарком заявление, в котором описал бесчинства, творящиеся в октябре 1918 г. при реквизиции монастырского имущества: «Приехавшие обобрали в монастыре все, что можно. Они взяли все ценные вещи, содрали ризы с икон, отняли одежду, белье у монашествующих, захватили у них чай, сахар и съестные припасы… В алтаре они разобрали престол, хватали кресты, евангелия, св. сосуды, выпили церковное вино, напились до пьяна».

Как сообщал патриарху епархиальный архиерей, «люди, назвавшие себя комиссарами… без всякого стеснения с полным надругательством над религиозными чувствами русского народа обращались с находившимися в храме мощами, самовольно вынули их из раки, а затем вероятно, в оправдание своих возмутительных действий выдумали басню, будто вместо останков тела святого Александра Свирского они нашли лежащую восковую куклу». Губернская ЧК не представила мощей в музей, сообщив, что они уничтожены. В течении многих десятилетий мощи считались безвозвратно утеряны. Их второе обретение произошло в 1998 г., когда благодаря архивным и судебно-медицинским исследованиям было установлено, что останки поступили в музей Военно-медицинской академии в Петрограде в 1919 г. [18, с. 135-137]. Подобных случаев было не мало, естественно все свои действия власть оправдывала тем, что хочет раскрыть верующим обман, а также прикрывалась наукой.

В тоже время репрессии против духовенства не ослабевали. Они не ослабли даже тогда, когда патриарх 25 сентября 1919 г. опубликовал послание «О прекращении духовенством борьбы с большевиками». Проведение его в жизнь приобрело односторонний характер: священники исполняли свой духовный долг и отвергали все, что противоречило патриаршему посланию, а советская власть травила их как бешеных собак, обрушивая попутно громы и молнии на верующих. Такова была обещанная народу свобода совести.

В то же время компания по вскрытию мощей противоречила даже советскому законодательству и постановлениям СНК и самой Конституции. Православные верующие по-своему отвечали на действие власти. К 1920 г. наметился общерелигиозный подъем в массах [35, с. 13].

Кроме идеологического подрыва умов верующих, Советской власти нужны были материальные средства. Согласно отчету Наркомфина, реквизированный банковский капитал в ноябре 1917 г. составлял 1064,3 млн. золотых рублей. Из этой суммы выплата в 1918 г. Германии по Брестскому договору составила 812,2 млн. золотых рублей; 235,5 млн. золотых рублей было захвачено и израсходовано адмиралом Колчаком [19, с. 43]. Таким образом, оказавшись фактически на гране катастрофы, Советская власть начинает принимать меры для пополнения своей казны. В первую очередь начинают увеличивать налоги, проводят денежные манипуляции, но результаты от этих мер были ничтожно малы. Нужно было искать другого способа пополнения бюджета. А поскольку церковь на протяжении веков накапливала ценности, полученные в дар, купленные на деньги от пожертвования и др., то долго решать, откуда же черпать деньги для бюджета, не пришлось.

В начале периода, советская власть пополняет свой бюджет, за счет изъятия церковных ценностей, прикрываясь помощью голодающим Поволжья. Летом 1921 г., после ужасов Гражданской войны, русский народ постигло еще одно бедствие -- голод. Жестокая засуха. Дотла выжгла посевы в Поволжье и Предуралье, на юге Украины и на Кавказе. В конце года голодало двадцать миллионов человек [32, с. 380].

Сострадая великому народному горю, святитель Тихон обратился к российской пастве, к Восточным патриархам с посланиями, в которых, призывал провести сборы продовольствия и денег для вымирающего Поволжья. Под председательством патриарха Тихона был образован «Всероссийский общественный комитет помощи голодающим» (Помгол), в который вошли известные общественные деятели, большей частью бывшие кадеты -- Прокопович, Кишкин, Кускова [19, с. 44].

Но 27 августа 1921 г. ВЦИК распустил Помгол. Вместо него была образована «Центральная комиссия помощи голодающим» при ВЦИКе. В декабре 1921 г. эта комиссия обратилась к патриарху с настоятельным призывом к пожертвованиям. 19 февраля 1922 г. патриарх Тихон издал воззвание, в котором призвал приходские советы жертвовать драгоценные церковные украшения, если только они не имеют богослужебного употребления. В печати, однако, начали появляться статьи с обвинением церковной власти в глухоте к народному бедствию [32, с. 381]. Воспользовавшись этим, ВЦИК издает декрет «О порядке изъятия ценностей, находившихся в пользовании групп верующих» от 23 февраля 1922 г. в губерниях образовались специальные комиссии из представителей власти, экспертов-ювелиров, работников музеев, юристов. Во время изъятия ценностей, кроме членов комиссии, требовалось присутствие священнослужителей и представителей верующих [33, с.36]. Официальная причина данного декрета: помощь голодающим Поволжья.

Когда декрет ВЦИК стал приводиться в исполнение, вокруг храмов собирались толпы народа; происходили столкновения, отряды милиции или красноармейцев открывали огонь по людям - проливалась кровь, были убитые и раненые [32, с. 381]. О том, как же именно проходило изъятие ценностей, писал в своем дневнике настоятель Казанского собора, митрополит Григорий. «Совершилось! Иконостас и царские врата уже почти разобраны или, вернее, - разрушены. Ничто не помогло. Вчера вечером пришло человек 25; собор был опять закрыт, работали до 5:30 и разрушили много <…> Вчера в третьем часу, снова явились, на этот раз со слесарями и занялись снятием риз с местных икон. Разрушение иконостаса продолжалось» [6, с. 171].

Во многих городах состоялись судебные процессы с последующими массовыми расстрелами духовенства и других участников сопротивления изъятию ценностей. Наиболее показательные из них прошли в Петрограде (с привлечением свыше 80 обвиняемых и вынесение четырех смертных приговоров, в том числе митрополиту Вениамину [19, с. 44-45].

Из воспоминаний современника о Процессе Петроградского митрополита Вениамина, становится очередной раз понятно, что человека осудили на расстрел без вины. «Как митрополит относился к изъятию церковных ценностей? Для него и вопроса тут никакого не было - речь шла о спасении голодающих - значит нужно отдать все до последней ниточки. То, что среди этих ценностей были предметы священные, не смущало его. Он любил священные вещи, образа, был по-видимому, знатоком и ценителем живописи, но отдавал легко, как мать отдает обручальное кольцо для спасения ребенка - легко и радостно. Он полагал, что церковные ценности должны быть отданы не в порядке изъятия, а в порядке жертвы. «Это - Богово, и мы все отдадим сами. И в этом великое утешение для верующего» [12, с. 8]. Читая эту характеристику, сложно представить, что этот святой человек был приговорен к расстрелу.

Патриарх Тихон также неоднократно вызывался на заседание Московского трибунала, но в качестве свидетеля. 9 мая 1922 г. патриарх, которого Ленин рекомендовал не трогать, но подвергнуть тщательной слежке, был заключен под домашний арест в московском Донском монастыре, летом 1923 г. переведен в тюрьму [19, с. 45]. Таким образом, церковь оказалась лишенной канонической главы. В это время обновленческие группировки, пытаются захватить высшую церковную власть и провести реформы, которые бы превратили церковь в религиозное общество. Через обновленцев советская власть стремилась, поставив под свой контроль Высшее церковное управление, вытеснив из него неугодных архиереев тихоновского толка.

Среди обновленцев образовалось три основных течения, которые вели между собой борьбу за лидерство. Это «Живая Церковь», возглавляемая протоиереем В. Д. Красницким, «Союз общин древне-апостольской Церкви» с лидером А. И. Введенским и «Союз церковного возрождения» с представлявшим его епископом Антонином (Грановским). Объединение этих течений для осуждения патриарха Тихона состоялось в мае 1923 г. на соборе, который обновленцы назвали Вторым Поместным собором. На нем раскольники провели основные идеи НКВД, лишили сана патриарха Тихона и ориентировали Церкви на лояльность к власти. С этого времени духовенство окончательно разделилось на «тихоновцев» и «обновленцев».

Между тем большевики не видят иного пути борьбы с РПЦ, как физическое устранение неугодных священников, заключение их в лагеря, ссылка в административном порядке до трех лет с последующим запрещение проживать в крупных городах. Верным помощником Кремля в этом деле были обновленцы, их «Живая церковь». Один из их лидеров А. Введенский громогласно заявлял: «Советская власть - сейчас единственная власть в мире, которая в самом деле борется за социальную правду. Власть Советов мирскими способами выполняет экономическую правду Христову». Обновленцы, или «живцы», как их называли в народе, яростно набрасывались на тихоновцев с обвинением в алчности, закостенелости и в самом страшном тогда «грехе» - контрреволюционности [35, с. 102].

Церковь также обвинялась в том, что во время гражданской войны выступала за свержение Советской власти. Обвиняли церковь в нежелании отдавать ценности голодающим, в распускании слухов и пропаганде о том, что Советская власть собирает средства для ведения войны и содержание армии. «Компания по изъятию ценностей вскрыла контрреволюционную сущность всей церковной монархии во главе с Тихоном, что часть наиболее политически мыслящего духовенства в городах подняла знамя восстания против тихоновской контрреволюционной политики, прекрасно понимая, что при укреплении Советской власти, при все растущем доверии к ней народных масс и при безнадежности контрреволюции в России, необходимо круто повернуть все церковное наставление и примириться с правительством и с народом, за счет которого все это духовенство должно питаться. Раскол в церкви и бегство из тихоновского контрреволюционного лагеря массы церковников знаменует собой быстрое освобождение трудящихся из - под гнета невежества, которое до сих пор заставляло их прибегать в строительстве своей жизни к руководству воле богов и Святых, под видом коей им навязывалась всегда воля правящих классов» [16, л.151].

Что же касается самих обновленцев, то они не получили желаемой поддержки у народа. «Обновленцы, слишком активно начавшие свою реформаторскую деятельность, напугавшие рядовых прихожан православных храмов, не смогли нейтрализовать критические выпады староцерковников и доказать основной массе духовенства и верующих правильность своих действий по модернизации русского православия. Лишаясь поддержки все большего числа клириков и мирян, переходивших на сторону Тихона, они сдавали одну реформаторскую позицию за другой, пока обновленчество не выродилось окончательно и не сошло с исторической арены [21, с. 40]. Маловероятно, что их идее могли бы удержаться, тем более эти идеи не внушали доверия у народных масс.

В августе 1923 г. патриарх обратился с воззванием к Русской Церкви, в котором заявлял о решительном отмежевании от всякой контрреволюции: «Возврат к прежнему строю невозможен, Церковь не служанка тех ничтожных групп русских людей, где бы они ни жили -- дома или за границей, которые вспомнили о ней только тогда, когда были обижены русской революцией, и которые хотели бы ею пользоваться для своих личных целей. Церковь признает советскую власть, ибо нет власти не от Бога» [32, с. 398]. Это воззвание вырывало из рук обновленцев главное их оружие -- обвинение православного духовенства в нелояльности к советской власти.

В январе 1924 г. патриарх издал указ о молитвенном поминовении государственной власти за богослужением, а 21 марта 1924 г. Президиум ВЦИК принял постановление о прекращении дела патриарха Тихона. После возвращения патриарха к управлению церковные кораблем началось массовое возвращение в Церковь священников, примкнувших к раскольникам [32, c. 399]. Однако положение церкви не надолго изменилось, после смерти в 1925 году патриарха Тихона, в церковной жизни наблюдается постоянная смена местоблюстителей из-за того, что многие указанные в завещании Тихона преемники находились в ссылке. 29 июля 1927 г., митрополит Сергий подписал знаменитую «Декларацию», которая стала ценой легализации Православной Церкви в СССР. В «Декларации» указывалось, что, оставаясь православными, необходимо помнить долг быть гражданами СССР, радоваться успехам Родины и огорчаться ее неудачам. Но главное было не в словах. Именно тогда власти добились от Сергия и его Синода права контролировать кадры духовенства. Осуществление контроля над Церковью со стороны безбожной власти - принципиальная победа большевиков на «религиозном фронте», многое предопределившая на десятилетия вперед [31, с. 120].

Церковь находилась в удручающем материальном положении. Моральных дух подорван появлением обновленцев. Репрессированы многие священнослужители. Однако отношение самого населения к религии, особенно в сельской местности, не изменилось. Обновленцы, хоть и были поддержаны властью, не смогли завоевать симпатии народа, к тому же в среде обновленцев постоянно шла борьба за власть. Как уже писалось выше после смерти Тихона и внутри Православной церкви возникают разногласия. И пока церковь решает свои внутренние проблемы, советская власть начинает проводить активную идеологическую работу.

В отчете Мозырского окружного комитета КПБ за 1924 г. отмечалось: «Для проведения антирелигиозной пропаганды на местах создаются кружки для подготовки более или менее хороших пропагандистов-антирелигиозников, кроме того предполагается в каждый район для Нардома отпустить по волшебному фонарю, который также сумеет отвлечь крестьян от поповщины» [7, л. 16]. В развитии атеистического движения большую роль сыграла еженедельная газета «Безбожник», которая издавалась в Москве с 1922 г. Она пользовалась популярностью, появляются кружки друзей газеты «Безбожник» на фабриках, заводах, воинских частях и т. п. Существовали группы атеистически настроенных людей. Однако все организации действовали разрозненно, необходимо было создание организации, которая бы контролировала проведение антирелигиозной пропаганды, и в 1925 гг. был создан Союз Безбожников, который возглавлялся известным большевиком Е. М. Ярославским. Проводилась работа по пропаганде атеизма, созданию антирелигиозных выставок и музеев, выпуск антирелигиозной периодики и литературы. За первый год существования кружки были созданы почти во всех округах. Ячейки главным образом больше создавались в городах, чем в деревне. Причина была в том, что не хватало антирелигиозных работников. Создаются курсы по подготовке пропагандистов. Ключевым на всех программах для курсов был классовый подход в антирелигиозной работе. «Эксплуататорский характер учения «О братстве во христе», вера в бога, как орудие преступления классовой ненависти эксплуатируемых к своим эксплуататорам. Любовь к врагам. Эксплуататорский характер заповеди: любите друг друга» [11, л. 133]. Литература атеистической направленности, которая использовалась для подготовки кадров, не отличалась большим разнообразием. В основном это были работы: В. И. Ленина, Н. Лукина, Е. М. Ярославского, А. В. Луначарского [13, л. 6]. Списки литературы высылали Окрсоветы, а также методические указания, конспекты, контрольные вопросы для семинария по подготовке пропагандистов антирелигиозников [9, л. 48]. Кроме изучения антирелигиозного материала, члены Союза Безбожников должны были внести вступительный взнос, для деревни он составлял 2 коп., членский взнос от 1 до 5 коп., взимались деньги поквартально. 50% ячейка оставляла для своих нужд, 50% высылала в райсовет «Безбожник». Антирелигиозные работники должны были распространять литературу, агитплакаты, листовки. Распространялось это все за деньги, весь чистый сбор поступал в пользу постройки самолета «Безбожник». Стоимость стенгазет (рабочие, крестьянские, школьные) была 5 коп., листовок - по 1 коп. [9, л. 13]. Союз Безбожников постоянно сталкивался с нехваткой средств. На II Всесоюзном съезде Безбожников СССР, поднимался этот вопрос в докладе Ревизионной Комиссии, в частности шла речь о том, что «Совет не имеет своего счетоводства, ибо ему считать нечего. У него средств нет. Он живет на средства Акционерного Издательского Общества «Безбожник» [8, л. 126]. Далее шла речь о создании собственного счета в Госбанке и финансировании, т. к. той суммы, что выделял Наркомпрос 10 000 рублей, обществу было не достаточно.

Организовывается работа по замене религиозных праздников на советские, проводятся комсомольская Пасха, Рождество, в которых издевательски высмеивают эти праздники. В плане проведения антирелигиозной компании перед Пасхой 1925 года отмечалось: «Основной работой в пасхальной антирелигиозной компании должен быть разбор основных догматов вероучения, например 10 Моисеевых заповедей, но не с религиозной точки зрения, а с классовой, т. е. доискиваться в каждой из заповедей или каждого из догматов той практической цели, какой добивался ее составитель, имея ввиду, что эти заповеди составлялись представителем богатого класса с целью обуздать революционные инстинкты порабощаемого им бедняка» [10, л. 25]. В канун Пасхи проводился вечер Коперника, «который должен отметить борьбу духовенства с представителями науки, в качестве материалов посылались: программа вечера «Огнем и кровью против бога». Комсомольские вечера: устная газета, посвященная антирелигиозному вопросу, чтение листовок, игры, хороводы, танцы, пьеса «Как я стал безбожником» [16, л. 73].

Вот как писали о Христе в тезисах, о происхождении Пасхи за 1925 г.:

«Откуда же, в конце концов, взялась вера в какого-то Христа. Взялась она вот откуда. В далекие времена Иудея был самостоятельным государством, но потом было завоевано Римлянами, много раз восставала Иудея против Римлян, но безуспешно, нищета и бедствия после этого еще больше увеличиваются. У евреев была потеряна окончательная вера в свои силы и тогда появились мечты о том, что придет спаситель Мессия, Христос сын божий (хотя его считают не только сыном, а единым в трех лицах), что конечно очень глупо, который спасет и освободит угнетенных.

Это потом было перенято у евреев возникшей христианской веры, только немного на иной лад, но содержание было одно и тоже, ибо первые христианские апостолы, как Павел, Иоанн были раньше иудеями, потом перешли в христианскую веру. Они-то и передали всю эту самую историю.

Даже теперь еще в глухих деревнях темные бабы и вообще старики иногда говорят: что скоро конец света, и придет антихрист, а потом придет христос и спасет все человечество от грехов» [10, л. 26].

Судя по данным объяснением, откуда появился Христос и вера в него, можно сказать, что составитель этих тезисов был человек глуп и мало образован, да и рассчитаны были эти тезисы на «темные», неграмотные массы.

Так Пасха - этот праздник «освобождения», как его называют попы, несет закабаления сознания верующих. В эти дни церковники особенно много распевают о «всеобщем братстве во Христе» о любви и всепрощении. Призывают друг друга обнять и простить ненавидящих и т. п. Так затемняют они классовое самосознание трудящихся, проповедуя отказ от революционной борьбы» [14, л. 12].

Подведя итоги антирелигиозной работы, Советская власть начинает понимать, что не было достигнуто ожидаемых результатов. К 1928 г. возникла ситуация, когда, с одной стороны, резкая идеологическая атака оказалась малоэффективной, с другой, неприменение быстрых мер противодействия внешним и внутренним антисоветским силам могло привести к изменению политического руководства страны. Накопленный к 1928 г. опыт антирелигиозной работы свидетельствовал, что эффективным может стать только жесткий, репрессивный метод. Особенно он начинает проявляться в 1929 г. с началом коллективизации. Начинаются репрессии относительно крестьян оказывающих сопротивление. Церковь тоже не избежала очередных репрессий. Все религиозные организации начинают причислять к контрреволюционной силе.

Заслушав очередной доклад о положении и задачах антирелигиозной работы в БССР в 1929 г., Секретариат ЦК КП(б)Б отмечал, что «антирелигиозная работа имела ослабление в таких центрах как Минск, Витебск, Гомель, проводилась она в виде кампаний, бессистемно, от случая к случаю, без необходимого учета обстоятельств и настроения масс… Союз Безбожников волочит жалкое существование, организационно не окреп и массовой организацией еще не является… Актив безбожников не усчитан и работа с ними почти никакая не ведется. Религиозные организации (особенно католические и сектантские) усилили свою работу, успели во многих местах окрепнуть, усилить свое влияние, иногда очень активно использовать наши методы работы и наши трудности по социалистическому строительству. Ослаблению антирелигиозной работы способствовали: слабость партийного руководства, недооценка и игнорирование задач по борьбе на антирелигиозном фронте, недостаточность квалифицированных пропагандистов антирелигиозников» [8, л. 126]. С этих причин Секретариат ЦК КП(б)Б считал религиозную работу неудовлетворительной и признал необходимым проводить следующие мероприятия: «усилить партруководство союзам Безбожников, втягивать в союз Безбожников как можно больше рабочих и работниц с предприятий. В школах, детдомах, детсадах вместо безрелигиозного воспитания обеспечить боевое антирелигиозное воспитание. Во всех крупных промышленных и культурных центрах организовать антирелигиозные музеи, кабинеты и выставки. Организовать в Минске центральный антирелигиозный музей. Поставить задачу перед Белгоскино об создании антирелигиозного фильма на местном материале, в репертуар Гостеатра внести пьесы с антирелигиозным содержанием…» [8, л. 126].

При подготовке очередной антипасхальной кампании в 1929 г. в деревнях предлагалось взять курс на замену празднования Пасхи на дни урожая, день кооперации, на предприятиях добивались запрещения выдачи предпраздничных авансов, стремились также запретить продажу спиртных напитков в дни религиозных праздников [4, л. 137]. В тезисах для антипасхальных докладов за 1928-1929 гг., говорилось о том, что «Пасха является язвой в нашем быту. Борьба за новый и трезвый быт есть борьба за социалистическое строительство. Религиозные праздники и особенно Пасха, как показывает статистика, несут особое пьянство, членовредительство, разврат, результатом праздничного веселья всегда являются в последующие дни прогулы и падение трудовой дисциплины на предприятиях. Так религиозные праздники причиняют миллионные убытки нашей промышленности. В прошедшую Пасху 1928 г. было выпито только в Москве 1. 800.000 бутылок водки и др. одурманивающих напитков - целое море, в котором можно утопить тысячи культурных начинаний, сотни школ и ликпунктов» [14, л. 11]. Таким образом, Советская власть идеологически пыталась «очернить» религию, сделать ее виновницей пьянства и других грехов.

Особое внимание уделялось школе, учителей заставляли проводить антирелигиозные вечера с учениками, родителями. Добиваться, чтобы дети имели влияние на родителей, следить за тем, чтобы все дети посещали школу в дни религиозных праздников. Для строительства социализма нужны были новые революционные праздники, новые бытовые формы, помогающие строить социализм, возникающие в борьбе с пролетарским миром. «Борьба рабочего класса за свое освобождение ломает устои старого быта, беспощадно разоблачают его классовую сущность, срывают маску довольства и благополучия…Клубный быт постепенно становится необходимой составной частью в жизни рабочих масс. Физкультура, театр, музей, кино, научная лекция - постепенно завоевывают и должны завоевывать принадлежащее им по праву место в жизни каждого рабочего» [14, л. 12]. Таким образом, получается, что создавалась новая партийная религия, у которой были свои «Боги», своя «религиозная атрибутика», свои «молитвы» и свои «святые мощи».

Жительница Минска вспоминала: «Там где построен Дом правительства, раньше была вокзальная церковь. Красивая. Я помню, как комсомольцы вели антирелигиозную пропаганду. На грузовых машинах они раскладывали огни и палили чучела попов. И получилась не антирелигиозная, а религиозная пропаганда. Заживо сгорел один комсомолец. На нем загорелась одежда, и его не смогли спасти, на нем все запылало. Я это видела. Было все возле церкви» [34, с. 48] .

Естественно одной идеологической работой все не ограничивалось. Стране нужны были деньги; запуганное население, покорные «двигатели» коллективизации и индустриализации. Началось массовое закрытие церквей, монастырей, аресты священнослужителей. Закрытые храмы использовались под производственные цеха, склады, квартиры и клубы, а монастыри -- под тюрьмы и колонии. Многие храмы уничтожались, разрушались православные святыни русского народа. Закрытие храмов и уничтожение святынь сопровождалось арестами священнослужителей, их высылками и ссылками, отправлением в места заключения.

Репрессии, закрытие монастырей, усиление идеологической пропаганды показывало не силу, а слабость Советской власти в конце 20-х гг. Это свидетельствовало о том, что антирелигиозная работа, проводимая на протяжении всех 20-х годов, не имела успехов. Причисление религиозных деятелей к контрреволюции также не имело успеха, т.к. в основном население оказывало сопротивление при закрытии храмов, а не священнослужители. Советская власть все же добилась определенных успехов в частности в том, что количество действующих монастырей, церквей уменьшилось. Но количество верующих оставалось гораздо большим, чем требовалось для успешного завершения культурной революции.