logo
Uch_pos

Учение Лао-цзы

ентральное понятие учения Лао-цзы –дао. Истоки представлений о дао обнаруживаются в мифологии и примитивных религиозных построениях древнего Китая. Первоначальное значение иероглифа «дао» можно выразить в понятии «путь», «дорога». Позже, в философских построениях, он приобретает более широкий смысл, истолковываясь как всеобщий закон мироздания. Для самого Лао-цзы дао имеет много смыслов. Дао – исток всего сущего, оно же – высший закон мироздания, но вместе с тем дао имеет и этический смысл, выступая как правило человеческой жизни, как путь, которым должен следовать совершенномудрый человек. Строя свое учение, Лао-цзы находится вполне в рамках традиционного внимания китайской культуры к этическим и социальным проблемам. Два вопроса интересуют китайского мудреца – что следует делать человеку, чтобы правильно жить в этом мире, и что следует предпринимать правителю, чтобы подвластное ему государство было правильно устроено. Ответ на эти вопросы парадоксален – не надо делать ничего. Принцип недеяния – высший этический и политический принцип, выдвинутый Лао-цзы. «Лучше ничего не делать, чем стремиться к тому, чтобы что-либо наполнить» (§ 9)1, «Человек с высшим дэ бездеятелен и осуществляет недеяние» (§ 38), «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует» (§ 17) – подобными высказываниями изобилует текст «Дао дэ цзин». Однако сам принцип недеяния есть результат глубокого познания мира и выдвигается Лао-цзы с основательной аргументацией. Миром управляет высший закон – дао, который действует с неотвратимой необходимостью, а следовательно, ни отменить, ни изменить его невозможно. Этому закону подчиняется все в мире: и природа, и человек – в равной мере. Человек стремится познать дао, но вместе со знанием высшего принципа мироздания приходит понимание абсолютной естественности происходящего. Мир извечно движется, согласно самодостаточному высшему закону бытия, и человеку не остается ничего иного, как нестись в общем потоке времен и событий, ни во что не вмешиваясь, сохраняя спокойствие и мудро полагаясь на разумность мироустройства. Принцип недеяния не означает ничегонеделания. Скорее, это принцип невмешательства в ход земной жизни, отрешенности от ее суетных забот. Однако вся духовная энергия мудрого человека направлена на постижение дао. На это же направлены и размышления самого Лао-цзы.

Прежде всего, дао – источник всего сущего, мир имеет в нем свое начало, само же оно безначально. Отсюда ясно, что дао есть некая внемировая сущность, существовавшая до мира и сохраняющая свою внеположенность миру. Ясно также, что дао абсолютно1, поскольку оно, будучи «вратами рождения» всего сущего, само не имеет причины в существующем. Что же это за сущность? Здесь Лао-цзы сталкивается с чрезвычайно трудной, и даже неразрешимой, задачей – дать определение понятию, обозначающему нечто, обладающее сверхприродным бытием. Ни предшествующая, ни современная Лао-цзы культура не сформировала понятийный аппарат, не выработала языковые средства, которые позволили бы решить эту задачу. Мысль Древнего Востока впервые совершает прорыв за пределы природного бытия и… оказывается перед безграничной пустотой, в которую она, тем не менее, стремится проникнуть. «Дао пусто», – заявляет Лао-цзы в начале своего трактата. Но он понимает, что эта пустота условна, она проявляет себя лишь для чувственного познания, столь привычного в мире природы. Однако других категорий, кроме выработанных на основе чувственного познания и характеризующих состояния природы, еще нет. Поэтому Лао-цзы идет по пути отрицательного определения, противопоставляя дао конечному природному бытию вещей. «Смотрю на него и не вижу, а поэтому называю его невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым. Пытаюсь схватить его и не достигаю, поэтому называю его мельчайшим» (§ 14). Этот список отрицательных признаков, которыми в своем трактате Лао-цзы наделяет дао, можно продолжить. Вторая трудность состоит в том, что дао всеобще, и следовательно содержит в себе все. В природе всякая вещь конечна и определена, обладая при этом характерной только для нее совокупностью признаков, отличающей ее от других вещей, составляющих ее индивидуальность. Дао же причастно всему, всепорождающе, и должно нести в себе универсальные признаки. Поэтому оно, хоть и пусто, но неисчерпаемо, оно мельчайшее, но в то же время и бесконечное, оно туманно и неопределенно, но содержит в себе образы, оно ничтожно, но в этом ничтожестве заключается его величие и т. д.

Дао не только источник рождения всего сущего, но и его высший закон, благодаря которому во всех происходящих в мире изменениях вечно сохраняется высшая мера и порядок. Однако понятийно выразить этот закон Лао-цзы не в состоянии. Он либо прибегает к языку образов, метафор, либо пытается раскрыть механизм проявления дао в мире, обращаясь для этого к выработанным китайской традицией представлениям о структуре мира, восходящим еще к мифологическому сознанию. Дао, будучи абстрактно всеобщим, обнаруживает себя как конкретная сущность вещи в дэ. Дэ – закон вещи, проявление заключенного в дао абстрактного принципа меры в конкретном ограниченном бытии. Рождение всякой вещи связано с борьбой ян и инь2, темного и светлого начала, результатом этой борьбы становится появление ци – мельчайших телесных частиц, сочетание которых в соответствии с дэ и составляет вещь. Итак, «все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию» (§  42). Таков неизменный порядок мира, в который, как его составная часть, включен и человек. «Человек следует [законам] земли. Земля следует [законам] неба. Небо следует [законам] дао, а дао следует самому себе» (§ 25).

Зачем же знать дао, если мир не подвластен человеку и обладание знанием ничего не меняет ни в мире, ни в положении самого человека в нем? Есть ли человек, нет ли его – мир равнодушен, все идет и будет идти своим чередом. «Я подобен ребенку, который не явился в мир» (§ 20) – спокойно и мудро замечает Лао-цзы. Но может быть в стремлении к знанию, практическая бесполезность которого столь очевидна, проявляется высшая сила духа мыслителя, для которого истина сама по себе, какой бы она ни была, имеет абсолютную ценность.