В какой степени е. Уайт поддерживала Джоунса и Ваггонера?
Е. Уайт от начала поддерживала Джоунса и Ваггонера. Начиная со второй половины 80-х и на протяжении 90-х годов она неоднократно подчеркивала, что Джоунс и Ваггонер - “особые вестники”, посланные самим Богом, чтобы исправить пути ориентированной на закон Адвентистской Церкви. Так, например, в “Свидетельствах для служителей” мы читаем: “Господь в своей великой милости послал драгоценную весть своему народу через пасторов Джоунса и Ваггонера. Целью этой вести было с еще большей силой и убедительностью возвысить перед миром распятого Спасителя, принесшего себя в жертву за грехи всего мира”30. Этот факт дал право более поздним комментаторам, в том числе Виладну и Шорту утверждать, что Е. Уайт наделила авторитетом Божественной вести все, что Ваггонер и Джоунс проповедовали.
В связи с истиной о праведности через веру, на самом деле, в своих оценках людей Е. Уайт была более сдержана, чем их более поздние почитатели. В одном из писем Батлеру Е. Уайт писала об “ангеле”, который простирал руки свои к Ваггонеру и Батлеру и говорил, примерно, следующее: “Ни тот, ни другой не имеют ясного света на вопрос о законе; позиция обоих несовершенна”31. В начале ноября 1888 г. Е. Уайт, обращаясь к делегатам Миннеаполисской конференции, подчеркнула, что некоторые выводы Ваггонера по вопросу о законе в Послании к Галатам “не совпадают с моим пониманием этого вопроса”. Чуть позже она заметила, что “не считает правильным ряд толкований Священного Писания, представленных доктором Ваггонером”32. Письмо Вильяма Уайта, сына Е. Уайт, свидетельствует о том же. Своей жене из Миннеаполиса он пишет: “Большая часть из того, что проповедует доктор Ваггонер находится в согласии с тем, что моя мать видела в видениях”. Это дает право некоторым заключить, что “она одобряет все его взгляды, что ничто в его учении не расходится со взглядами матери и ее свидетельствами... Я могу доказать, что это не так”33.
Хотя Е. Уайт никогда не сосредотачивала внимания на разгогласиях в позициях, целый ряд проповедуемых Ваггонером идей явно не соответствовал взглядам Е. Уайт. Например, в январе 1889 года в “Знамениях времени” Ваггонер пытался доказывать, что Христос не мог согрешить34. В своей книге “Христос и Его праведность” Ваггонер открыто проводит полуарианскую позицию во взгляде на Божественную природу Христа, когда он пишет: “Было время, когда Христос произошел и исшел от Бога, ...хотя время это настолько далеко уходит в вечность, что для нашего ограниченного познания Христос практически безначален”35. Конечно же, ни с той, ни с другой позицией Е. Уайт согласиться не могла. Не могла она согласиться и с явными нотками пантеизма, которые начинают проскальзывать в его исследовании Послания к Евреям в 1897 году. На сессии ГК в 1899 году он утверждал, что думает “жить вечно”, поскольку есть только “одна жизнь” (Божья) во вселеной и эта жизнь может быть “явлена в нашей смертной плоти” теми, кто принял Христа36. Развитие этих идей связано с определенным субъективным характером всей теологии Ваггонера, которая несет на себе отклик его необычного опыта обращения и последующего желания найти Христа во всем37. К 1894 году Ваггонер вместе в Дожоунсом и Прескоттом впали в крайность отвержения всякой человеческой организации, признавая лишь прямое руководство каждой личностью Святым Духом. Учитывая подобный субъективизм и все возрастающую тенденцию к подчеркиванию идеи пребывания в Боге и Бога в человеке, сближение Ваггонера и Джоунса в начале XX столетия с Джоном Келлогом становится вполне объяснимым.
Итак, несмотря на поддержку учения Ваггонера и Джоунса об оправдании верою и утверждении христоцентричной позиции, Е. Уайт никогда не утверждала тем самым идею богословской непогрешимости двух вестников. Она никогда не оправдывала их ошибок. И когда в Церкви сложилась даже такая ситуация, что многие стали утверждать чуть ли не богодухновенность учения Джоунса38, Е. Уайт предупреждала об искушении возвысить вестника до положения Бога. Она писала: “Господь дал брату Джоунсу весть, которая бы приготовила народ Божий к тому, чтобы устоять в День Господень. Если же народ вместо Бога будет смотреть на Джоунса, он, вместо того, чтобы обрести силы, ослабнет совсем”39.
Чрезмерный акцент Виланда и Шорта на вести Ваггонера и Джоунса грешит явной тенденциозностью представить вестников, как не имеющих “ни пятна, ни порока”, а их ошибки и заблуждения объяснить непрекращающейся церковной оппозицией по оношению к ним. “Именно церковь, - утверждают Виланд и Шорт, - повинна в том, что вестники оставили ее”40. Вряд ли это так. Никакая сила в мире не способна заставить искреннего и посвященного христианина сознательно принимать оишбочные взгляды и явные заблужения. Человек волен выбирать свой путь. Перекладывать свою вину на других, освобождая кого-то от всякой ответственности за свои действия, есть первый признак создания культа очередного святого. Е. Уайт прекрасно понимала, где лежит корень проблемы, когда в своих многочисленных письмах, адресованных Джоунсу в период его отступления от Церкви, с поистине материнской любовью она призывала его “смирить свое я”, “возвысить те принципы праведности”, которые он проповедовал, подчинить свою жизнь Святому Духу, в смирении и кротости полагаться только на Иисуса. “Самовозвышение - самая большая опасность для тебя, - писала Е. Уайт. - Оно заставляет тебя слишком много мнить о себе. Ты полагаешься только на свою мудрость, а это всегда неразумно”41. Таким образом, совершенно несправедливо всю вину за случившееся возлагать на Церковь, тем более призывать нынешнее поколение адвентистов к покаянию во “грехе”, имевшем место в церкви около 100 лет тому назад.