Глава 5. Соотношение науки и религии по воззрениям б.Рассела.

Одна из тем, наиболее разработанных Расселом, - это коллизия науки и религии. Этой теме специально посвящена его работа «Религия и наука» (1935 г.) Перед читателями книги Рассела предстаёт историческая панорама извечного противоборства науки и религии в процессе которого, проникая в одну область познания за другой, наука неизменно одерживает победы над своим противником [Быховский, Мееровский, 1969, с.293].

Однако, ввиду того, что Рассел был неопозитивистом, стоит для начала определить отношение между неопозитивизмом и религией, прежде чем приступать к анализу соотношения религии и науки.

В связи с этим, следует подчеркнуть несомненное влияние Канта и Юма на неопозитивистское отношение к религии. Традиции этих мыслителей в области религии безусловно продолжают современные критики религии. «Так, большинство неопозитивистов, критикуя религию, остаются по существу на позициях юмовского скептицизма и кантовского агностицизма» [Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения, 1986, с.15].

Позитивизм подходит к религии с меркой «логического анализа». Всю критику религии он сводит к раскрытию логических противоречий (что свойственно Расселу). Теолог Г.Льюис даже видит причину возобновления интереса к религии в самой критике религии логическим позитивизмом [Цит. по Колесников, 1978,с.43]. Ибо эта критика, будучи скептической критикой со слабыми средствами, не только вызывает эффективный отпор, но прямо-таки усиливает религию, отвлекая внимание от действенных методов её отрицания [Колесников, 1978, с.43].

Рассел с позиций агностицизма критикует религию как утверждения о непознаваемом, но, поскольку агностицизм считает невозможным получить истинное знание о мире с помощью научно-рациональных средств, он допускает иллюзорный переход к различного рода откровениям, к особым иррациональным путям познания мира, своего «Я» и тем самым подрывает научное познание. Терпимость же наряду с отрицанием религии проявляется Расселом в отношении религиозных воззрений как субъективно допустимого убеждения (в вопросах истины, ценности, чувств), она открывает двери религии, протаскивает фидеизм, мистику [Колесников, 1978, с.40].

О. Вышегородцева, говоря об агностицизме Рассела, говорила следующее: «Агностицизм в отношении вопроса о существовании бога - это последовательно проведенный рационализм. Для Рассела вопросы о существовании бога или бессмертии души - такие же вопросы о факте, как вопросы науки, соответственно, критерии здесь применяются одни и те же - научные - и, прежде всего, критерий эмпирической верификации. Так как он в случае религиозных сюжетов не применим, приходится ограничиваться логическими аргументами, которые применительно к фактическим суждениям не дают абсолютной достоверности. Для Рассела агностицизм - это принцип интеллектуальной честности. Атеизм - принцип моральной честности. Недаром Рассел разделяет вопросы о фактах и вопросы о целях. Разум помогает нам находить средства, адекватные целям, но сами цели задаются сердцем, эмоциями. «Благая жизнь - это жизнь, вдохновляемая любовью и управляемая знанием» [Рассел, 1987б, с.71]. «Мучительное сочувствие к страданиям человечества» и было тем зовом сердца, который определил одну из целей жизни Бертрана Рассела - борьбу с религией и церковью [Вышегородцева, Бертран Рассел: предисловие к переводам, http://scepsis.ru/library/id_299.html].

Субъективизм и агностицизм входят в теорию Рассела, имея точно такой же характер, как и в «репрезентативной» теории познания Локка и традиционной дуалистической философии Декарта. В «Проблемах философии» (1912) Рассел пишет: «В определённом смысле необходимо допустить, что мы никогда не сможем доказать существование других вещей, кроме нас самих и нашего опыта. Никакого логического абсурда не вытекает из гипотезы о том, что мир состоит из меня и моих мыслей, чувств и ощущений и что всё остальное фантазия…Нет логической невозможности в предположении, что вся жизнь есть сон, в котором мы сами создаём все объекты, появляющиеся перед нами» [Цит. по Колесников, 1978, с.42].

Известно, что отношения между теологией и логическими позитивизмом в первой четверти XX в. были натянутыми. У логических позитивистов агностицизм приобрёл специфическую форму выражения в виде концепции, квалифицирующей мировоззренческие, в том числе и религиозные, вопросы как «бессмысленные». «С учетом этимологии слова «агностицизм» и исторического контекста его употребления можно ввести дефиницию этого понятия. Как уже говорилось ранее, агностицизм утверждает невозможность получения достоверного знания об объектах и знания о боге и предельных основаниях мира. В отечественной философской традиции термин «агностицизм» используется для обозначения философской доктрины, отрицающей возможность познания мира, существующего независимо от человеческого сознания. В соответствии с этим определением философский лагерь агностиков объединяет Юма и Канта, позитивистов трех поколений и их критиков – постпозитивистов» [Вышегородцева, Бертран Рассел: предисловие к переводам, http://scepsis.ru /library/id_299.html].

А.С. Колесников полагал, что «в принципе неопозитивизм и религиозная философия дополняют друг друга, а не исключают. Гносеологически подобное состояние обосновывается понятием «опыта» в трактовке неопозитивизма. «Опыт» ограничивается с этой точки зрения психологической реальностью, представляется вне его отношения к объективному миру и поэтому не может служить критерием различия научного и мистического отношения к действительности. «Переживания мистиков» и «опыт» неопозитивистов обладают одинаковой реальностью. Только «натуралистические и рационалистические предрассудки» неопозитивистов, но не теория познания позволяют им отличать свой «опыт» от «мистического».

Объявляя вопросы мировоззрения недоступными человеческому разуму, позитивизм отрицает возможность рациональной теологии. Позитивизм бессилен против религии, поскольку апеллирует не к разуму, а к вере. С точки зрения современного позитивизма нельзя даже доказать, что бога не существует, как неоднократно заявлял Рассел [Колесников, 1978, с.44].

По мнению Марковой, на науку и религию с точки зрения их значимости друг для друга (или отсутствия такой значимости) можно посмотреть с двух позиций. Во-первых, наука и религия соотносятся друг с другом в точке генезиса науки, когда религиозные убеждения, наряду с философскими, играют важную роль. Во-вторых, религия может лежать в основе мировосприятия учёного в периоды спокойного развития науки, обеспечивая ему уверенность в упорядоченности мира природы, в возможности его познания [Маркова, 1997, с.73].

«Религия и наука - два аспекта общественной жизни, из которых первый был важен с самого начала известной нам истории человеческого разума, тогда как второй, после совсем недолгого существования у греков и арабов, возродился лишь в XVI веке и с тех пор оказывает все более сильное влияние на идеи и на весь образ жизни современного человека» [Рассел, 1987з, с.132].

Если в начале XX в. Рассел питал надежды, что его поколение может достигнуть в области чистой мысли результатов, которые поставят это столетие наравне с величайшею эпохою греческого мышления [Цит. по Колесников, 1978, с.48], то через 40 лет заявил, что «всё человеческое знание недостоверно, неточно и частично» [Рассел, 2000б, с.434].

Все науки философом делятся на три группы: физические, биологические и антропологические. В физическую группу включаются науки, касающиеся свойств неорганической природы; в биологическую группу – науки, изучающие органическую природу. К антропологической группе относятся все науки, касающиеся человека: физиология, психология, антропология, история, социология, экономика [См. цит. по Колесников, 1978, с.49].

Определяя науку как «первичное знание», суждения которого высказываются в порядке эксперимента и руководствуются вероятностью, Рассел уверен, что научный аспект в знании будет приобретать всё большее значение, но как сила умелого обращения с природой.

Наука есть «попытка открыть посредством наблюдения и объяснить на основе этого не только факты, но и законы, связывающие один с другими а в отдельных случаях и предсказывать будущие факты» [Колесников, 1978, с.50].

Концепцию науки Рассел связывает с признанием, что «научное состояние ума является или скептическим, или догматическим». Первое полагает, что истина не открыта (согласно агностицизму и не будет открыта); второе – что истина является уже открытой, хотя бы в тех вопросах, которые наука уже исследует.

Рассел всегда отстаивал науку и критиковал религию. Но вместе с тем первичными считал «логические сущности», являющиеся вечными и неподвижными, как «идеи» Платона. Прогресс науки оказывается платоновской видимостью, а не действительностью прогресса человеческих знаний. Философия лишается объективного критерия оценки правоты науки в её споре с религией [Колесников, 1978, с.52].

Религия имеет много значений и долгую историю, пишет Рассел: вначале она относилась к определённым обрядам, выполняемым для целей, которые сейчас забыты, и время от времени соединяемым с религиозными мифами, чтобы объяснить их «мнимую важность».

Религия – догматическая вера, способствующая человеческим несчастьям. Рассел полагал, что если человек будет следовать опытно-агностическому знанию, то девять десятых зла современного мира могло бы быть излечено [Рассел, 1999д, с.217-218].

В книге Рассела «Религия и наука» (1935), в большинстве статей в его сборниках «Мистицизм и логика» (1918) и «Почему я не христианин» (1957) отразился позитивистский подход к науке и религии.

В «Истории западной философии» (1945) им верно отмечается, что христианская религия сложилась из философских воззрений Платона, неоплатоников и стоиков; «концепций морали» и некоторых теорий, среди которых надо отметить теорию о спасении. Рассел много времени посвятил изучению нехристианских религий: иудаизму, буддизму, китайским религиозным системам, исламу [Колесников, 1978, с.56].

Положительный взгляд на религию прослеживается в работах Рассела «Культ свободного человека»(1903), «Сущность религии»(1912), «Принципы социальной реконструкции»(1916), «Мистицизм и логика»(1914), «Религия и церкви»(1916), «В чём моя вера»(1925) и в других эссе. В данных работах слышно примирение с религией и склонность найти в ней полезные моменты. Эта тенденция исчезает в поздних работах философа [Колесников, 1978, с.59].

«На примере борьбы вокруг гелиоцентрической концепции Рассел демонстрирует, что суть разногласий не в отрицании вопреки его научной достоверности определённого факта, а во всей трактовке закономерности и изменчивости в природе. Для теологии вечность и неизменность – выражение совершенства. Неизменность законов – свидетельство их божественного происхождения. Изменчивость земного в отличие от небесного – признак несовершенства. Отсюда коллизия научного и теологического подхода к эволюционной теории» [Быховский, Мееровский, 1969, с.293].

Поднимаясь по лестнице наук, Рассел показывает, что противопоставление религии науке осуществлялось на всех ступенях. Он напоминает о борьбе церковников в 19 в. против таких важных открытий медицины как вакцинация и анестезия. Так Рассел пишет: «Священники (и медицинские работники) считали вакцинацию "открытым вызовом небесам и воле божьей"; в Кембридже была прочитана проповедь против вакцинации. В 1855 году, когда в Монреале разразилась эпидемия оспы, католическая часть населения, поддержанная священниками, сопротивлялась вакцинации. Один из священников сказал: "Если нас поразила оспа, так это потому, что мы устроили прошлой зимой карнавал и услаждали плоть, оскорбив этим господа бога"… Теологи всячески старались помешать облегчению человеческих страданий, что проявилось и в связи с открытием анестезии. Симпсону, предложившему в 1847 году применять анестезию при родах, тут же напомнили обращенные к Еве слова господа: "В болезни будешь рождать детей" (Быт 3:16)» [Рассел, 1987з, с. 178]. Из этих примеров мы видим то, что негативное отношение религии к научным достижениям наносило вред «не только развитию познания, но и непосредственному человеческому благополучию» [Быховский, Мееровский, 1969, с.294].

Рассел не довольствуется доказательством фактической несовместимости науки и теологии в истории познания. Он выясняет их принципиальную, гносеологическую и методологическую антагонистичность в самом подходе к любым встающим перед познанием проблемам. Научные убеждения покоятся на совершенно иных основаниях, чем религиозные [Быховский, Мееровский, 1969, с.295].

Из антагонистических принципов, сталкивающих религию с наукой, является телеологическая картина мироздания, присущая теологии. Рассел на примерах различного подхода науки и религии к астрономическим (кометы), биологическим (естественный отбор), медицинским (эпидемии) явлениям показывает антинаучную сущность религиозной идеи универсальной целесообразности [Быховский, Мееровский, 1969, с.296].

При всей ценности и прогрессирующей роли антирелигиозных работ, возрастающей именно благодаря их авторитету и влиянию в западной философии, его собственная философская позиция, как уже упоминалось, вступает в неизбежное противоречие с его критическим подходом к религии.

За непоследовательностью расселовского атеизма пытаются ухватиться некоторые апологеты религии, которые считают практически более целесообразным не предавать Рассела анафеме, а фальсифицировать его воззрения, выдав его атеизм … за своеобразную религиозность. Так поступил, например, лидер американского персонализма протестантский философ Э.Ш.Брайтмен в специальной статье «Философия религии Рассела» [Быховский, Мееровский, 1969, с.298]. По словам Брайтмена, если мерить Рассела ценностной меркой, его жизнь и мышление религиозны. «По существу своему , он является больше религиозным человеком, чем могут внушить его теории или его атаки на религию…Это подлинный религиозный мистик» [Цит. по Колесников, 1978, с.34].

Возражая Брайтмену, Рассел подтверждает своё неверие в бога, своё отрицание всякой теологии [Быховский, Мееровский, 1969, с.299].

«..При всей противоречивости и непоследовательности Рассела его атеистические воззрения играют положительную роль в борьбе с религиозным обскурантизмом и клерикализмом» [Быховский, Мееровский, 1969, с.302].

Говоря об источниках противоречий между религией и наукой, Рассел считает, что «с социальной точки зрения религия представляет собой более сложное явление, чем наука», выделяя три таких базовых элемента как церковь, веру и кодекс личной морали, мыслитель утверждает их существенное влияние для религии как социального феномена. «Религия вступает в конфликт с наукой именно по той причине, что имеет социальное значение» [Рассел, 1987з, с.132-133].

Рассел утверждал, что главным отличием религиозной веры от научной теории является то, что первая хочет возвестить вечную и абсолютно достоверную истину, однако наука всегда предположительна – «она признает, что изменение существующих на данный момент теорий рано или поздно окажется необходимым: сам ее метод не допускает полного и окончательного доказательства» [Рассел, 1987з, с.135].

Именно знание вступает в противоречие с религией. «Интеллектуальным источником» конфликта между наукой и религией он считает «вероучение»: кто сомневается в вероучении, тот ослабляет авторитет, доходы церковников и мораль религии. Поэтому служители церкви имели все основания «бояться революционного учения людей науки», - полагает Рассел. Наука, с одной стороны, отвергала догматические утверждения библии и их «божественное откровение»; с другой стороны, оспаривала некоторые важные христианские догмы или некоторые философские доктрины [Колесников, 1978, с.61]. В связи с этим хочется отметить, что предшественник Рассела Локк также подвергал критике ряд положений и догматов христианского богословия. Он, например, считал невозможным научно доказать существование ангелов и разного рода духов, полагал содержание «священного писания» неясным и неопределённым, связывая эту неясность с «естественным несовершенством языка» [Лившиц, 1975, с.109].

Рассел также отмечал, что «конфликт между наукой и религией обостряется, когда наука оспаривает какое-нибудь философское учение, которое теологи считают существенным. Вообще говоря, спор между религией и наукой первоначально шел о деталях, но постепенно были затронуты вопросы, которые считаются или считались когда-то жизненно важными с позиций христианского учения» [Рассел, 1987з, с.133].

Таким образом, наука лишается всех её атрибутов творчества и революционной силы и превращается Расселом в набор «технических истин», догм, что в дальнейшем облегчает ему сведение её к своеобразной вере. Философ отмечает, что конфликт между теологией и наукой заставил теологов приспосабливаться к науке, интерпретируя аллегорически или метафорически затруднительный текст библии [Колесников, 1978, с.62].

Наука враждебна религиозной идее непогрешимости и всякому догматизму. Сомнение – враг веры, но «мать философии». Это не есть сомнение агностика и скептика, а сомнение в абсолютной конечности выводов науки. Познание есть «разрешение прежнего сомнения», а не отказ от познания или сведение его к «вере в факты», как считал Рассел [Колесников, 1978, с.64].

Религия требует противоестественного – отказа от разума. Предписания слепой веры вытекают из мистического характера религии, фанатизм которой лежит вне сферы действия разумных соображений и доводов. Служители церкви, понимая, что вера, основанная на одном страхе, даже если он закреплён экономическими отношениями и социальными институтами, не может быть прочной без «научного» фундамента, уже не опровергают науку безоговорочно, а пытаются примирить религию с ней, использовать научные выводы в своих интересах. С этой целью ими делается заявление, что религиозная вера, как высший якобы вид «знания», не исключает, а, наоборот, предполагает научное знание. При этом богословы стремятся доказать, что религия выше науки, религиозные истины «достовернее» истин научных, пытаются внушить необходимость и даже благотворность этой связи. Они отстаивают идею нейтральности науки по отношению ко всем философским и религиозным взглядам, утверждая, что история философии и религии будто бы показывает, что содержание науки не может влиять на них. Во-первых, язык науки уникален, не переводим на другие языки; во-вторых, невозможно проверить эмпирически выдвигаемые положения религиозных учений. И если наука используется для опровержения религии, то это, по словам теологов, незаконное расширение терминов науки [Колесников, 1978, с.65].

Стоит отметить, что предшественник Рассела Бэкон вошел в историю как мыслитель, провозгласивший силу и мощь научного знания, бросивший вызов схоластическим догмам и авторитетам. Познание природы и подчинение ее власти человека составляет, по Бэкону, главную цель и назначение науки. Поставленная Бэконом задача возрождения науки и отыскания нового метода познания с необходимостью вела к разрыву с религиозным вероучением, к утверждению приоритета разума перед верой.

Ещё один предшественник Рассела Толанд в своем произведении „Христианстве без тайн" смело выступил в защиту разума, против слепой веры. Никакая религия не может быть принята, если она недоступна разуму или противоречит ему [Свободомыслие и атеизм буржуазного общества – URL: http://religion.historic.ru/ books/item/f00/s00/z0000000/st003.shtml].

У Рассела есть попытка разграничить область веры и область знания и представить их развитие в таком симбиозе, где каждый выигрывает от сожительства с другим. В этом плане он и рассуждает о соотношении научного познания и религиозных чувств.

Рассел, отрицая бога, религию, её догмы и отмечая их тормозящее влияние на развитие прогресса, тем не менее говорит о возможности допустить существование мира мистики [Колесников, 1978, с.65].

Философ обсуждает вопрос об истинности и ложности мистицизма и делает такой вывод: «И хотя последовательно проведенный мистицизм кажется мне ошибочным, я все же думаю, что в мистическом мироощущении есть определенный элемент мудрости, не достигаемый никаким иным способом» [Рассел, 1987д, с.44].

Рассел доказывает существование мистицизма наравне с наукой, притом даже отмечает, что именно недоказуемость опровержений мистики и привлекает научную интеллигенцию и философов. Мистическое чувство считается глубже обыденных восприятий мира и не требует, по его мнению, с необходимостью признания существования бога.

Любая гипотеза, считает Рассел, может быть «полезной» для науки, если она даёт возможность открывателю мыслить вещи по-новому.

Личность, склонная к мистическому переживанию, по Расселу, может рассматривать переживание как познавательное, как показывающее некоторые факты природы вселенной, человека и отношения между ними. Сами убеждения, гарантирующие мистическое переживание, согласно Расселу, имеют то же содержание, что и те, которые свойственны тем или иным религиям [Колесников, 1978, с.67-68].

Наука и вера основываются на совершенно различных принципах мышления. Наука опирается на объективные факты и их обобщения, на эксперимент, на практику, в своих логических построениях исходит из реальных связей и явлений. Религия же основывается не на фактах и не знает экспериментов, её логические заключения исходят из принятых на веру догматов, из божественного откровения. Вместо прочного фундамента фактов религия имеет спекулятивное основание авторитета, всевозможные предания и вымыслы [Колесников, 1978, с.69].

Рассел отрицательно относится к религии и противопоставляет ей просветительскую мораль свободного разума. Здесь особенно сказывается влияние Д.Юма и Дж.С.Милля. Последний считает, что изжившие себя традиционные религии должны уступить место вере в прогресс человечества, моральное усовершенствование людей и возможность построения счастливой жизни на Земле.

Однако наука и религия исключают друг друга. Оставленные в одном и том же мире, они сразу же вступают в борьбу. Поэтому мир надо-де разделить на две наглухо отгороженные, друг с другом не сообщающиеся части: на внешний мир действительности и на внутренний мир действительности и на внутренний мир человеческих ощущений. Именно это и проделывает Рассел, решая якобы тем самым вопросы соотношения науки и религии. Внешний мир предоставляется религии – только она может судить о том, что происходит в этом мире. Внутренний мир, мир ощущения, представления, переживания остаётся в распоряжении науки. Достоверность всего того, о чём говорит наука, не выходит, таким образом, за границы этой узкой сферы, а религия вторгается и в переживания [Колесников, 1978, с.70].

Позиция Рассела по поводу противопоставления религии и науки находит отражение и у современных учёных. Так, современный ученый, наш соотечественник академик Гинзбург утверждает: «Религия и настоящая наука не совместимы. Но религия по существу не отличается от какой-нибудь астрологии или другой лженауки» [Гинзбург, 1998, с.89].

Стоит также отметить, что религия выполняет определенные мировоззренческие функции, но, по сравнению с философией и наукой, пытается устранить присущий им элемент скептицизма, апеллирует к откровению как к источнику несомненно истинного знания. В то же время, в отличие от мифологии, религия стремится принять логически более продуманную метафизическую концепцию возникновения и устройства мира. В этом смысле она тяготеет к использованию элементов научного знания, что особенно проявлялось, например, в период средневековой схоластики и продолжает проявляться в современном мире во многих модернистских религиозных доктринах [Разин А.В., Разин С.В., 2004, с.787].

В данной главе были анализированы воззрения Рассела на соотношение религии и науки, в ходе чего удалось сравнить его взгляды с британскими предшественниками в отношении разграничения области веры и разума. Рассел осуществлял попытку разграничить область веры и область знания и представить их развитие в некотором синтезе, где каждый находит свою выгоду от сосуществования с другим. В этом плане он и рассуждает о соотношении научного познания и религиозных чувств. Несмотря на отрицание религии, Рассел всё-таки допускает существование мира мистики, а это в свою очередь говорит о его нежёстких позициях в этом вопросе.