XV. Церковь и общество после обращения Константина

Литература: Meyendorff, Imperial Unity; Chadwick; Болотов; Jones; Previte-Orton; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Vasiliev.

1.Халкидонский Собор отделен от времени императора Константина почти полутора веками. С тех пор произошла масса событий, коренным образом изменился весь мир. Для людей, живших тогда, через полтора века после Константина, его эпоха уже была далеким прошлым, сравнимым со временем Крымской войны для нас, или временем революций середины XIX века для французов, или временем гражданской войны для американцев. Как же изменилось общество за это время?

Миланский эдикт о веротерпимости был издан в 313 г. В 528 г. указом императора Юстиниана веротерпимость была прекращена: Православие провозглашалось единственной государственной религией, и более того, христианские епископы были объявлены юридически ответственными за насильственное подавление язычества.

"Мы приказываем нашим магистратам, - писал император, - как в этом царствующем граде (Константинополе), так и в провинциях, со всем тщанием, применяя все собственные ресурсы и следуя инструкциям, полученным от боголюбивых епископов, проводить законное расследование нечестия и кощунства языческих культов, чтобы они не могли бы происходить, а в случае, если они все же произойдут, то понесли бы законное наказание".

В течение этих двух веков был заложен фундамент христианского общества и цивилизации, просуществовавших вплоть до ленинских декретов 1918 г. Конечно, Христианская Церковь существовала до Константина и существует после Ленина, но ее отношения с обществом были иными, а возможности, в человеческих пределах, ограниченными. Начиная с веков христианской империи, а затем в средние века и далее общество руководствовалось христианскими принципами, хотя и парадоксально используя для внедрения их в жизнь законы принуждения и насилие. В этом причина двойственности и несколько утопического характера понятия Христианской Церкви в том виде, как оно существовало тогда.

К середине V века, хотя христианизация общества еще далеко не закончилась, модель союза между Церковью и Империей уже была достаточно ясна. Процесс христианизации начался при императоре Константине и продолжился при его сыновьях и их преемниках. Вспомним, что император Феодосий был первым крещеным императором, а его западный коллега, Гратиан, официально отказался от титула "pontifex maximus" - верховный жрец.

Как практикующий христианин, Феодосий, естественно, окончательно порвал с языческими культами и благосклонно принимал прошения епископов о закрытии и уничтожении языческих храмов или о трансформации их в христианские церкви.

В 391-392 гг. Феодосий опубликовал два декрета, полностью запрещающих языческие культы - как общественные, так и частные. Язычество перешло на положение едва терпимого меньшинства. Оно просуществовало еще около полутора веков: Афинский университет (Академия) оставался открытым и обширные области в сельской местности продолжали быть языческими. Однако потомки Феодосия, правившие до середины V в., следовали его примеру: становились членами Церкви и проводили в жизнь антиязыческое законодательство. Но лишь решительные указы Юстиниана (527-565) положили язычеству конец.

Язычество было запрещено, но иудейский культ - разрешен, хотя права иудеев отчасти ограничивались. Разрушение и осквернение синагог запрещалось, а служители синагоги - наряду с христианскими клириками - освобождались от гражданской и уголовной ответственности. Произвольное насилие в отношении евреев каралось законом. Однако с самого начала христианской Империи были предприняты самые суровые меры против иудейского прозелитизма среди христиан и в то же время всячески поощрялось крещение иудеев. Переход христиан в иудаизм был запрещен, а иудеи, виновные в преследовании своих бывших единоверцев, перешедших в христианство, подлежали сожжению заживо. Выше уже говорилось, что иудеям запрещено было держать рабов-христиан, а если они публично высказывали неуважение к христианству, то утрачивали свои гражданские права. Им не дозволялось служить в армии, занимать государственные должности и быть юристами. Однако до Ираклия (610-641) в Восточной Империи не практиковалось массовое насильственное крещение иудеев, хотя таковое было весьма распространено в варварских государствах Запада начиная с V в. Секта самарян имела приблизительно такой же статус, как и иудеи, до широких самарянских восстаний во время правления Юстиниана, после которых права самарян были сильно ограничены.

2.В 438 г. Феодосий II выпустил свод законов, так называемый "Кодекс Феодосия"; это законодательство действовало как на Востоке, так и на Западе - вплоть до выхода кодекса Юстиниана (534 г.). Феодосий кодифицировал законы и указы, выпущенные предшествовавшими ему императорами-христианами.

Читателя Кодекса может поразить, что методы управления и социальные принципы Империи остались в основном теми же, что и прежде, лишь с относительно ограниченным влиянием христианства в некоторых областях - главным образом, в вопросах брака и рабства. В древнеримской концепции брак рассматривался как контракт между согласными сторонами и потому мог быть расторгнут по простому взаимному согласию. Константин запретил развод просто по волеизъявлению обеих сторон, и после этого в законах появились списки причин для развода; в их числе было не только прелюбодеяние, но и государственная измена, кража скота или грабеж могил. Жена могла просить развода, если мужа видели в компании известных куртизанок, а муж мог просить развода, если жена посещала цирковые игры или театр. Развод по причине "несовместимости" двух сторон к этому времени еще широко практиковался. В 421 г. император Гонорий внес новое ограничение: запретил второй брак для стороны, просившей развода по причине "несовместимости", в то время как пострадавшая сторона могла заключить второй брак.

Конечно, хотя Церковь никогда полностью не отрицала развод, она применяла для своих членов собственные принципы и собственную покаянную дисциплину. Стоит помнить, что брак тогда был только гражданским. Для христиан нормой был единственный брак. Второй брак после вдовства или развода допускался, но лишь после периода покаяния. Для духовенства позволялся лишь один брак. Церковь никогда формально не запрещала развод, однако позволительной причиной для него она видела лишь прелюбодеяние, согласно евангельскому тексту (Мф.19:9).

Влияние Церкви проявлялось в законах о семье. Закон обязывал оказывать помощь родителям, которые были не в состоянии кормить детей; запрещалась продажа детей в рабство и использование для проституции; был отменен закон, запрещающий безбрачие. Константин запретил клеймить лица преступников, мотивировав это тем, что они отражают образ Божий. Гомосексуалисты подлежали сожжению заживо. Ранее Константин приговорил их к гладиаторским играм, но вскоре запретил игры вообще.

Такое же некоторое смягчение видно в отношении к рабам, хотя никто не ставил вопрос об отмене рабства как такового. Раб по-прежнему считался собственностью хозяина. Он не имел права даже вступить в юридический брак. Константин запретил чрезмерно суровые наказания и убийства рабов, а также весьма осложнил возможность распродажи членов семей рабов в разные руки. Запрещалось использовать рабынь-христианок для проституции. Церкви было предоставлено право освобождения рабов.

Однако ни Константину, ни его последователям не приходило в голову включить в законодательство что-либо, подтверждающее слова св. Павла, что "во Христе нет ни раба, ни свободного" (Гал.3:28). Империя оставалась учреждением "старого мира" с социальным неравенством, использованием насилия и т.д. Законы отражали лишь принцип рациональности, порядка и умеренности. Откровение о "новом творении" виделось не как вмешательство в "естественный порядок" вещей, а как эсхатологический идеал, предвкушаемый Церковью в ее таинствах.

3.Можно сказать, что главная перемена, происшедшая в Империи после Константина, - это та мощная поддержка, которая предоставлялась Церкви для выполнения ее миссии. Просто невозможно перечислить полный список всех привилегий, оказанных императорами Церкви и ее служителям с IV по VI вв. Все это дало Церкви громадную власть и влияние в обществе, не сравнимые с прежним влиянием языческих жрецов: те были лишь служителями храмов и не имели ни общей организации, ни чувства единства.

Новые возможности были прежде всего экономическими. Императоры дарили Церкви земли и дворцы и строили для нее роскошные новые базилики, жертвовали деньги на содержание новых храмов и на жалование клирикам. По законодательству Константина Церковь могла получать собственность по завещанию. Богатство Церкви выросло несказанно, хотя большая его часть шла на "социальные служения" - больницы, детские приюты, дома для престарелых и т.д.

Например, в Антиохии во время Иоанна Златоуста Церковь ежедневно кормила 3 тыс. девственниц и обеспечивала едой и одеждой несколько тысяч неимущих. В течение всех средних веков Церковь, по существу, была единственным учреждением, занимавшимся "социальным служением", поэтому богатство для Церкви было необходимо. Ее финансовому благосостоянию способствовало также и частичное освобождение от налогов (с церковных земель налоги платились). Но были и злоупотребления. Мы уже говорили о роскошном стиле жизни папы Дамаса (366-384), а взятки, посланные в Константинополь из Эфеса Кириллом Александрийским, превышали 2500 фунтов золота.

Епископы обрели власть и престиж, наряду с рядом судебных функций. Более того, им было предоставлено право участвовать в выборах гражданских магистратов, в то время как гражданские власти, по крайней мере официально, не имели права вмешиваться в избрание епископов.

Все юридические акты, опубликованные императорами в поддержку Церкви, поддерживали в первую очередь кафолическую Церковь и содержали строгие запреты и санкции против бесчисленных групп еретиков и раскольников. Очевидно, что продолжающиеся споры, разделяющие христиан, были одним из крупнейших разочарований для императоров, видевших в религиозном единстве один из основных факторов для благосостояния государства. Но возникал вопрос: как распознавать схизматиков и раскольников - ведь каждая группировка называла себя "кафолической". Мы чуть позже поговорим о критериях, применявшихся для их распознавания.

Определение Православия, найденное в кодексах Феодосия и Юстиниана, было результатом сложного отборочного процесса между соперничающими христианскими группировками. К 451 г. (Халкидонский Собор) Православие значило веру Никеи в понимании каппадокийцев и веру Афанасия и Кирилла Александрийских, преломленную через призму Халкидона. В теории все несогласные юридически исключались из Церкви и общества. Против них принимались весьма суровые законы. Еретические сообщества запрещались, их церкви отбирались, а собственность изымалась.

На практике все было не совсем так. Например, готы были арианами, но готские воинские части оставались имперской гвардией, а готы, завоевавшие Западную империю, до начала походов Юстиниана были дипломатическими партнерами Империи. Их правители получали из Константинополя высокие придворные титулы. Не менее половины всего населения Востока Империи составляли противники Халкидонского Собора. Просто запретить их было невозможно. Приходилось применять к ним умеренность и дипломатию.

Численно небольшая, но интеллектуально влиятельная группа несториан не была столь удачливой. После осуждения собором 431 г. они были "лишены имени христиан" и вынуждены эмигрировать в Персию, где объединились с местной сироязычной общиной. Так началась их долгая история выживания в самых враждебных обстоятельствах, но и великого миссионерского похода в страны Востока.

4.Можно много говорить о росте социального статуса клириков и их влияния. Нападение на священника приравнивалось к государственному преступлению, а сами они были ответственны только перед епископским трибуналом. Статус клирика вскоре сделался несовместимым с другими профессиями: император Валентиниан III опубликовал новеллу, в которой клирикам запрещалось заниматься мирскими профессиями; в противном случае они лишались своих привилегий. Хотя этот указ касался только Запада, да, похоже, и там не применялся повсеместно, он показывает, что не только епископы, но и все клирики добились экономической независимости. Неизбежно возникли и ограничения для рукоположения: запрещалось рукополагать рабов и колонов, а городские домовладельцы, прежде чем стать клириками, должны были выполнить все свои гражданские обязанности.

Однако было бы ошибкой считать, что клирики использовали свое привилегированное положение для личного обогащения: прежде всего оно давало им возможность оказывать влияние на общество и "гуманизировать" его. Им было даровано право вступаться за обвиняемых и осужденных преступников и добиваться милосердия. Кроме того, епископы могли использовать свой нравственный престиж в государственных делах. Вспомним епископа Антиохийского Флавиана, который добился прощения от Феодосия для жителей своего города после мятежа, в ходе которого были опрокинуты статуи императора. Дерзновенное и смелое поведение Флавиана в этом эпизоде подвигнуло многих язычников обратиться в христианство. Заботой о задавленном налогами населении и острой заинтересованностью социальными вопросами были известны такие епископы, как великий свт. Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский (398-404), свт. Иоанн Милостивый - халкидонский патриарх Александрии (611-619) и, на Западе, свт. Мартин Турский (371-397).

Многие историки любят смаковать нравственные компромиссы, связанные с союзом между Церковью и Империей, и забывать о свидетельстве Церкви и о добре, приносимом бескорыстными христианскими клириками. Сомневаться в искренности христианской веры императоров - значит отрицать историческую реальность. Вступив в союз с Империей, Церковь доказала, что она не секта, открытая лишь для немногих. Она восприняла "вселенскую" ответственность за общество во всей его полноте. И в течение всех средних веков история Церкви - это история не только неудач, но и блистательных побед, одержанных не столько самой "системой", сколько конкретными святыми, которым удалось использовать ее (систему) в духе Евангелия.

Когда христианство сделалось официальной государственной религией Империи, ее экономическая и социальная системы не изменились. Административные и экономические структуры, учрежденные Диоклетианом и подтвержденные Константином, остались теми же, и христиане не считали, что должны их менять. Но эта "слабость" социальной активности тогдашних христиан, столь разительно контрастирующая с бурной деятельностью христиан нынешних, была не просто "пассивностью" или "безразличием", а убежденностью в эсхатологическом измерении сущности христианства. Стоя перед Пилатом, Христос заявил: "Царство Мое не от мира сего" (Ин.18:36). Главная задача христиан, следовательно, была не продвигать реформы или улучшать имперскую структуру, а, скорее, свидетельствовать о присутствии грядущего Царства посреди падшего мира.

5.Римская империя, включавшая в себя всю Европу к западу от Рейна и к югу от Дуная, Британию, Испанию, Северную Африку, Египет и Ближний Восток, не подавляла местные культуры и языки, но включала их в единую юридическую и административную структуру, где фактически преобладали два языка: латинский в административной и судебной сфере и греческий - язык интеллектуального общения.

Церковь также была универсальна (вспомним чудо Пятидесятницы, когда каждый народ услышал Евангелие на своем языке), но никогда не соглашалась на какое-либо каноническое или юрисдикционное разделение, базирующееся на этнических или культурных различиях: все христиане, живущие в одном месте, должны были быть объединены под одним епископом, который, в свою очередь, был членом епископского синода провинции. Такая территориальная организация, в принципе, сохраняется и сегодня.

Таким образом, между Римской империей, культурно разнообразной, но единой административно, и Вселенской Христианской Церковью, также терпимой к культурному плюрализму, но ставящей в основу территориальное единство, было, можно сказать, структурное родство, сделавшее союз между ними еще более естественным.

Однако к V в. римский универсализм постепенно разваливался. Все новые и новые волны нашествий варваров (т.е. народов, не знающих латинского или греческого языков) накатывались на Западную империю. В 410 г. Рим был взят и разгромлен готом Аларихом, а в 476 г. город пал окончательно, и Западная Римская империя перестала существовать. Империя сохранилась на Востоке, но имперская идея продолжала жить и на Западе.

Варвары в то время или уже были христианами, или быстро ими становились. Они очень хорошо знали, что селятся на имперской территории. Идея вечной и всеобщей Империи уже стала неотъемлемой частью тогдашней христианской цивилизации, поэтому Церковь сделалась тем каналом, через который римские идеи, римские законы и даже власть римских императоров, пребывающих в Константинополе, утверждались на Западе. Идея христианского мира, объединенного как одна Вселенская Церковь, но допускающего в своих границах культурный плюрализм, осталась идеологической основой общества. Однако уже в V в. практические приложения этой идеи на Западе и на Востоке были разными.

Итак, к концу V в. в Испании обосновалось Визиготское королевство, в Италии - Остроготское. Вандалы заняли Африку и средиземноморские острова, бургунды и франки - Галлию, англы и саксы - Британию. Мы называем только основные варварские государства. В отличие от гуннов (монгольского народа, разбитого римским генералом Аэцием в 451 г.), чья победа, наверное, означала бы конец римской цивилизации, германские варвары хотели стать римлянами.

Это их стремление к более высокой цивилизации облегчалось тем, что император жил в далеком Константинополе и не мог напрямую контролировать их. Ему оставалось лишь присваивать варварским правителям придворные титулы и рассматривать их как представителей своей власти на Западе.

За исключением франков, все варварские государства восприняли, по крайней мере отчасти, юридическую систему, институции, искусство и язык Рима и Византии. Об этой тенденции свидетельствуют, например, знаменитые равеннские мозаики, заказанные визиготским королем Теодорихом.

Конечно, со временем Запад все больше "варваризировался", но до того, как это случилось, культурный вакуум, созданный исчезновением римской культурной элиты (частично языческой), был заполнен христианским священством, которое вскоре осталось практически единственным грамотным слоем общества. Латынь была единственным языком, использовавшимся официально Церковью на Западе. И так как духовенство часто обращалось за помощью к единственной апостольской кафедре на Западе, которая, кстати, также была и кафедрой старой имперской столицы, престиж Римского епископа возрастал. Он стал восприниматься как своего рода хранитель культурного и политического наследия Римской империи, а также как источник апостольской власти и апостольского преемства. Можно сказать, что история христианского Запада в начале средневековья - это пример того, как победители были побеждены превосходящей культурой побежденных. И в случае с германскими варварами Церковь сыграла в этой победе центральную роль.

Однако один фактор затруднял эту "романизацию". Варвары в подавляющем большинстве были арианами, обращенными в IV в. знаменитым Ульфилой - посланцем Евсевия Никомидийского. Германцы не были сведущи в богословских тонкостях, но они рассматривали арианство как готскую национальную веру. Это чувство было усилено тем, что Ульфила использовал в своей миссии восточную практику и перевел Евангелие и богослужение на готский. Так что для готов отказ от арианства значил и отказ от родного языка в богослужении, и переход на латынь - язык побежденных римлян.

Но процесс "романизации" варваров был неизбежным, как неизбежным было и преодоление культурного сепаратизма варваров. Мы знаем, что в конце концов арианство было преодолено и объединенный "варваризированный романизм" стал базой новой латинской средневековой цивилизации, которая, к сожалению, начала борьбу за верховенство в христианстве с "эллинизированным" романизмом Византии.

6.На Востоке культурный плюрализм принял совсем иной оттенок. Разнообразие древних и почитаемых христианских традиций существовало тут с самой зари христианства. Греческий служил языком межнационального общения, но никогда не рассматривался как единственный инструмент и проводник цивилизации.

На Ближнем Востоке говорили на сирском, т.е. диалекте арамейского - языка Самого Господа. Задолго до Константина местные христиане могли читать Ветхий и Новый Завет на своем родном языке, а в Нисибине (Нисибии) существовала одна из самых известных христианских школ. Вспомним св. Ефрема Сирина, не знавшего греческого языка, но оказавшего громадное влияние на греческую гимнографию и почитаемого как отца Церкви на Востоке и на Западе.

Нельзя не вспомнить и коптских христиан. Хотя их епископы и создатели "высокого" богословия говорили по-гречески, простые монахи оказывали им всяческую поддержку. И эти монахи не знали греческого и говорили только по-коптски - на языке, развившемся из древнеегипетского.

Про дочери-Церкви и дочери-цивилизации в Армении, Грузии, Междуречье, Персии, Индии, Аравии, Эфиопии и Нубии мы будем говорить чуть позже. Все это культурное разнообразие ничуть не мешало христианскому единству. Новый Рим, так же как и Старый, весьма благосклонно относился к культурному разнообразию - если только никто не ставил под сомнение его политическую власть и полномочия.

В связи с вышеизложенным мнение ряда современных историков, что копты или сирийцы не приняли Халкидонский Собор из-за местного национального сепаратизма, не выдерживает критики фактами. Во-первых, подавляющее большинство интеллектуальной элиты монофизитов составляли греки. Во-вторых, они оставались верными имперской идее и использовали имперскую поддержку всякий раз, когда им удавалось ее получить. Они могли не поддерживать политику того или иного императора, но именно потому, что он, по их мнению, уклонился от правой веры. Вместе с тем, если император оказывал поддержку монофизитам, они все выступали за него. Для них, подчеркиваю, борьба шла не за национальную обособленность - ведь их право на свои язык, культуру или литургические традиции никто не ставил под сомнение, - но против того, что их духовные лидеры (часто греки по языку и культуре) считали изменой правой вере.

7.Теперь перейдем к роли императора в Церкви. Нужно сказать, что распространенная в западной исторической науке концепция "цезарепапизма" сформировалась во многом благодаря конфессиональным, мировоззренческим или партийным пристрастиям многих историков XIX века.

Например, протестантские историки, осуждая цезарепапизм - концепцию, что император стоял во главе Церкви, - подразумевали режимы, преобладающие в Северной Европе, где церкви были сведены к департаменту в государстве. Римо-католические историки, со своей стороны, обычно воспринимали как норму главенствующую роль пап в Западной Европе, поэтому они воспринимали Восточную Церковь как жертву имперской узурпации папской власти. Ну и наконец, "конфессионально свободные" историки вообще не понимали всей важности религии в истории поздней античности и средневековья: их интерпретация церковной истории, как происков циничной имперской власти и продажных иерархов, опять же сводила все к знакомым им современным реалиям.

Христиане, считавшие рождение Христа в Римской империи провиденциальным событием, воспринимали гонение на христиан как трагическое недоразумение и поэтому, вполне естественно, признали Константина первым императором, понявшим подлинный смысл римской императорской власти: Римский мир был творением не августа, но Христа. Христиане прекрасно понимали, что павший мир не может быть по приказу императора чудесным образом изменен за ночь. Но конечная цель мироздания - Царство Божие - теперь стала общей для Империи и для Церкви. И до достижения этой цели имперская власть должна была обеспечить Церковь свободой и защитой, лишь постепенно "гуманизируя" все общество.

Евсевий, в самых возвышенных тонах описывая роль императора, использовал стандартный неоплатонический образный ряд, к которому и принадлежит образ идеального правителя. Евсевий лишь провозгласил, что Константин полностью соответствует этому образу. В продолжение его святоотеческого и византийского периодов образ этот принимался всеми, хотя и для любого тогдашнего человека было очевидно, что не все императоры под этот образ подходят. В богословских терминах царство (imperium) понималось, как один из даров Духа Святого, нисходящий от Бога. Именно Он, согласно тому же Евсевию, даровал императору "епископскую власть над внешними", т.е. ответственность за власть над язычниками во всей Империи, христианизацию их и, в конечном итоге, за христианизацию всего мира.

Итак, единство, вселенскость и порядок - эти основные элементы римского мира - стали неотделимыми от интересов и обязанностей Вселенской Христианской Церкви. Император не мог не заботиться об единстве Церкви и добром порядке в ней: церковные разделения означали разделения и в Империи.

Конечно, внутрицерковные вопросы были делом епископов - это признавали все. Но каждый епископ отвечал лишь за свою общину, за свою епархию, метрополию. Следовательно, обязанностью императора стала организация соборов - как поместных, так и вселенских, чтобы епископы решали на них свои внутренние дела.

Более того, "внутренние" дела в реальности были неотделимы от "внешних": внутренняя сакраментальная и дисциплинарная жизнь христианских общин зависела от единства веры, которое вырабатывалось на соборах, созванных императором, и выражалось в четких формулах, которые могли понимать не только христианские богословы, но также и римские чиновники, ответственные за организацию, процедуры и финансовую сторону соборов.

Именно поэтому богословские споры в IV в. и в последующее время проходили вокруг вероисповедных формул, в то время как доконстантиновские богословские споры сосредоточивались более на содержании (гностицизм, оригенизм); словесной форме уделялось куда меньше внимания. Но так как административная и юридические структуры требовали ясности, Церковь должна была считаться с этим.

Проблема усложнялась тем, что епископы не могли договориться между собой. Вновь и вновь императоры должны были вмешиваться, чтобы сделать выбор между враждующими группировками. Они делали это с большой неохотой (особенно вначале), но часто их призывали к этому сами христиане во главе с епископами. Наиболее известный случай подобного рода - это роль Константина в разрешении донатистских споров в Африке. Его личное решение в пользу кафолической Церкви последовало после ряда попыток решить дело на соборах в Риме и в Арле. Но, вмешавшись в эти споры, император неизбежно брал на себя часть "епископской" и, следовательно, "внутренней" церковной ответственности. Евсевий Кесарийский в своей "Жизни Константина" полностью отдавал себе отчет в этом:

"Когда в различных землях начинались раздоры, он действовал как поставленный Богом всеобщий епископ (οια τις κοινός επίσκοπος) и созывал соборы служителей Божиих. Он не чурался присутствовать на их собраниях и сам стать одним из епископов (κοινωνός των επισκοπουμένον). Он внимал всем вопросам, которые выставлялись на обсуждение, и выступал за благотворный для всех мир Божий... Он относился с глубочайшим снисхождением ко всем, кто, как он видел, готовы следовать за большинством и подвизаться в согласии и гармонии, ибо превыше всего он наслаждался всеобщим согласием; но тех, кто отказывался согласиться на уговоры, он отвергал".

Интересно, что модель, описанная Евсевием и повсеместно принятая с тех пор, - это не эллинистический монарх, диктующий божественные откровения, но соборность: цель императора - обеспечить законный, организованный и упорядоченный триумф большинства. Именно в этом контексте следует воспринимать слова Евсевия о епископском достоинстве императора; никто и не трактовал их в сакраментальном смысле. Когда в 431 г. Феодосий II писал указания графу Кандидиану на III Вселенский Собор в Эфес, он приказывал ему "держаться подальше от проблем и споров касательно веры или догматов, ибо нежелательно, чтобы тот, кто не принадлежит к собранию святых епископов, вмешивался бы в церковные вопросы и дискуссии". Более того, аналогия с епископом предполагала ограничение власти императора: епископство не означало непогрешимости: да, император мог быть особым "другом Бога", но в собрании епископов он был одним из многих.

Итак, все христиане признавали ведущую роль императора в жизни Церкви, хотя никто не считал его непогрешимым. Такое отношение к императору существовало в равной степени на Востоке и на Западе, и ни один Папа римский не ставил эту точку зрения под сомнение. Более того, справедливости ради нужно отметить, что западные отцы обращались к императорам куда более в возвышенных терминах, чем их восточные коллеги. На Востоке императоры, выступающие за то, что признавалось Православием, награждались божественными и священными титулами, но те, кто поддерживал еретиков и гнал православных, объявлялись тиранами. Постепенно развившаяся разница между Востоком и Западом объяснялась тем, что на Востоке имперский "Новый Рим" существовал еще многие столетия, в то время как на завоеванном варварами Западе идея римского верховенства постепенно, но неизбежно нашла новое воплощение в личности "апостольского" епископа Римского.