Глава 2. Социокультурные и историко-религиозные предпосылки новейшего адвентизма §1. Эсхатология, милленаризм и адвентизм: проблема дефиниций и классификаций

Вторую главу мы не случайно начинаем с анализа социокультурных и историко-религиозных корней и предпосылок новейшего адвентизма, ибо последний, несмотря на стройность и логичность своего вероучения, являет собой сложную вероисповедную систему, состоящую из различных, хотя и взаимосвязанных друг с другом, доктринальных компонентов, каждый из которых прошел длительный путь исторического развития с тем, чтобы в совокупности с другими и составить то стройное вероучительное здание, которое мы и именуем новейшим, или современным, адвентизмом.

Возможно, адвентистские лидеры и теологи не согласятся с положением, согласно которому их вероучение явилось результатом длительной исторической интеграции различных христианских элементов, в процессе которой новейший адвентизм обрел в конце концов именно ту свою вероучительную форму и культовую практику, которые и позволяют ему занять вполне определенное и конкретное место среди прочих христианских учений. Возможно, им ближе та картина происхождения адвентизма, согласно которой последний, хотя и обязан своим появлением земной жизни, деятельности и пророчествам Иисуса Христа, тем не менее в определенном смысле лишен земной истории, ибо выражает именно ту истину, которая является неизменной в силу связи с Божеством, обладающим в качестве своего атрибута вечностью и неизменяемостью. Адвентизм же и предназначен для того, чтобы раскрыть людям подлинный смысл этой истины, т. е. показать им ее извечный и в этом смысле высший характер. Такая картина происхождения и истоков адвентизма, конечно, имеет право на существование, однако место ей - в богословско-теологической литературе. Мы же, задавшись целью исследовать исключительно земное происхождение адвентизма, выявить его посюстороннюю специфику, исходим из принципа функциональной взаимозависимости и взаимовлияния истории религиозных движении и социальной истории общества. Поэтому, руководствуясь в первуюочередь этим принципом, мы и предпринимаем в настоящей работе попытку конкретизировать эту взаимозависимость и взаимовлияние на примере земной истории адвентизма. Предпринимаем попытку реконструировать реальную историю этого религиозного движения, связанную с конкретными людьми, их чаяниями и надеждами, с конкретными событиями и социальными процессами.

Слово «адвентизм» происходит от латинского «адвентус», означающего буквально «пришествие» и, включенное в название конкретного религиозного течения, указывает на один из его важнейших догматов: веру во второе пришествие Иисуса Христа и приготовление мира к этому и последующим за ним событиям. Другим основополагающим догматом адвентизма, как и любого другого христианского течения, является догмат о Божественном творении мира в семь дней. Обычно любая книга о христианстве, неважно - светская или богословская, главное внимание читателя останавливает на учении о Творении, о разумном характере последнего и т. д. Что касается христианского учения о втором пришествии и конце мира, то ему повезло гораздо меньше: в русскоязычной литературе, во всяком случае, последних лет, нет ни одного исследования на эту тему. Данное обстоятельство обуславливает, таким образом, актуальность любой попытки восполнить указанный пробел, что мы и пытаемся реализовать ниже. Для нас обращение к теме «второго пришествия» актуально вдвойне, ибо, как было уже сказано, без раскрытия смысла этого догмата невозможно адекватно понять как сущность адвентизма, так и его реальное место в общей истории христианства.

Учение о конце света, или, точнее, о конечных судьбах мира и человека в научной литературе получило название эсхатологии (от греч. Eschatos - последний, конечный и logos - учение, наука). При этом различается индивидуальная эсхатология, т. е. учение о загробной жизни единичной человеческой души, и всемирная эсхатология, т. е. учение о цели космоса и истории и их конце.

Термин «эсхатология» употребляется учеными и теологами для обозначения множества различных доктрин и верований, связанных с идеей «конца мира». В своем первоначальном значении это понятие относилось лишь к иудео-христианской традиции, связанной с библейскими представлениями о конце мира, воскрешении умерших, Страшном Суде и т. д. Впоследствии историки религии расширили область его применения и стали употреблять его для обозначения аналогичных сюжетов в религиозных системах различных народов и эпох, включая первобытные и языческие религии древности, восточные и центрально-азиатские культы. Объяснялась эта тенденция тем соображением, что все религии по сути своей эсхатологичны, ибо внезависимости от конкретной формы, которую они принимают, религиозные поиски в конечном итоге всегда оказывались поисками конечного состояния реальности (абсолютного бытия), высших ценностей (абсолютного блага, истины, разума и т. п.) и особых, высших качеств (трансцендентное, непостижимое разумом) (1) .

Поэтому, хотя происхождение и буквальное значение эсхатологических настроений, ожиданий, надежд и идей связано с иудаизмом и новозаветным христианством, историю эсхатологии как всеобщей религиозной доктрины сегодня принято начинать с рассмотрения культур и религий бесписьменных народов и племен. При этом исследователи указывают, однако, на определенные различия между библейской (ветхозаветной и новозаветной) эсхатологией и формами выражения эсхатологических идей и настроений в других религиях и культурах. В последнем случае (в первую очередь в религиях первобытных и восточных народов) преобладают теогонические и космогонические представления, связанные с идеей извечности борьбы двух тенденций в жизни космоса - его становления и угасания. В связи с таким различием между библейской эсхатологией и эсхатологическими сюжетами в иных религиях М. Элиаде предложил даже ввести два названия для этих различных форм выражения эсхатологических настроений и идей: мифологические и исторические типы эсхатологии (2) .

Для эсхатологии мифологического толка характерно прежде всего воспроизводство начала мира в его конце, когда смерть сменяется жизнью с той лишь целью, чтобы в последующем стать новым этапом в вечном процессе становления и угасания космоса. Таков вечный закон космоса, которому подвластна жизнь не только природы, но и людей. Это поистине настоящий закон космоса, бытия. Это извечное возвращение, извечное повторение единого ритма Космоса, включающего закономерное, повторяющееся периодическое его разрушение и столь же закономерное его возникновение, точнее - воссоздание в первоначальном виде. Этот закон жизни Космоса отрицает саму мысль об истории, понимаемой как движение по трем координатам: прошлое - настоящее - будущее. История здесь представляется как цикл, круговорот, повторяющийся до бесконечности (сотворение, уничтожение, новое воссоздание Космоса). Именно эту мысль, это убеждение в извечности «возвращения к началу» имеют, несут различные мифы и мистерии древности и первобытности: будущее есть возвращение к старому. Сценарии этих мифов и мистерий ежегодного обновления Космоса через воспроизводство, имитацию акта Сотворения имеют глубокое символическое содержание. Театрализованная постановка смерти и возрождения к жизни умирающих и оживающих богов, царей имеет значение магического действа. Миссия этих богов-царей - периодически возрождать весь Космос, всю Природу, все Бытие. История в таком случае по существу перестает быть историей, отрицаемая идеей круговорота Времени.

Такое понимание Времени, законов жизни Космоса и людей было характерно не только для теокосмогонических мифов и обрядов народов бесписьменной культуры, но и для великих культур Древности. Как писал известный исследователь Древнего Мира А.-Ш. Пюэш, «по известному платоновскому определению, время, определяющее и измеряющее обращение небесных сфер, есть подвижный образ неподвижной Вечности, которую оно имитирует, разворачиваясь по кругу. Следовательно, становление космоса в целом, а также развитие этого мира зарождения и разложения, коим является наш мир, будут проходить по кругу или в определенной последовательности циклов, в ходе которых одна и та же реальность образуется, разрушается и создается вновь в силу каких-то неизменных чередований. При этом не только сохраняется та же сумма вещества - ничто не утрачивается, ничто не создается вновь, - но... на протяжении каждого из этих временных циклов... воспроизводятся те же ситуации, которые уже имели место в предшествующих циклах; они будут воспроизводиться и в последующих циклах, и так до бесконечности. Никакое событие не уникально, не происходит лишь единожды (например, осуждение и смерть Сократа), а проигрывается и будет проигрываться вечно: те же самые индивидуумы, что уже появлялись, появляются вновь и будут появляться в будущем с возвращением цикла «на круги своя». Космическая продолжительность - это повторение и... вечное возвращение» (3) .

Порвала с этой языческой традицией лишь иудаистская картина мироздания, которая относится к типу исторических эсхатологии. Там Яхве побеждает саму идею цикличности Времени. В отличие от языческих богов, он проявляется не в космическом времени, а во времени историческом, т. е. необратимом. Ведь любое проявление Яхве в истории привязано к какому-нибудь предшествующему проявлению. В падении Иерусалима, например, свой выход нашел гнев Яхве на свой народ, причем это был совсем не тот гнев, который Яхве обрушил на Самарию. Все деяния Яхве, таким образом, - это его личные, сугубо конкретные и уникальные, деяния в истории: все они раскрывают свой сокровенный смысл только его народу, народу, избранному самим Яхве (4) .

Христианство еще решительнее порывает с мифологической эсхатологией, гораздо глубже проникая в сущность исторического времени прежде всего по той причине, что в Новом Завете Бог воплотился, обрел конкретно-индивидуальное, исторически обусловленное человеческое существование. Христианство, таким образом, выступает здесь как теология истории, ибо вмешательство Бога в Историю и в первую очередь воплощение Иисуса Христа в историческую, пережившую рождение и смерть, личность имеет транс-историческое значение и цель: спасение людей. Смысл христианской эсхатологии проявляется в движении от предыстории к собственно истории, точнее, к ее финальной будущей цели - к Спасению. Как хорошо сказал по этому поводу М. Элиаде, христианство по существу отрицает саму возможность обратимости циклического времени, провозглашая одновременно его необратимость, ибо все, что происходит в новозаветной версии времени, есть ряд явлений уникальных, неповторимых: ведь Христос жил, был распят и воскрес один лишь раз (5) .

В христианской эсхатологии большую роль играют также мессианизм и милленаризм. Мессианистские верования и чаяния верующих связаны с образом Мессии. Происхождение последнего исследователи видят в еврейском Машиах, что означает «помазанник». Первоначально мессией называли всякого, помазанного освященным елеем, скажем первосвященника в Иерусалиме, или царя. Спустя время это понятие начали использовать применительно к образу «Божественного Спасителя», «посланца Бога». Мессианистские надежды на Мессию-Спасителя, который возглавит народ Божий, проходят по всему Ветхому Завету и находят свое наиболее полное выражение в Новом Завете. Согласно им, Мессия должен явиться как избавитель рода человеческого. Первоначально он царь из дома Давидова, в котором воплощена древнееврейская надежда на то, что им действительно явится в лице Мессии подлинный царь-освободитель, который освободит и возвысит еврейское царство. В Новом Завете это уже Спаситель всего человечества, который находится на стороне всех страждущих и верующих в Его приход людей и в определенный момент истории вмешается в ее течение для наказания неверных и воздаяния праведным.

Хотя мессианские настроения и идеи являются важнейшей составляющей содержания Ветхого и Нового Заветов, своими истоками и корнями они уходят в языческие времена. Особо интересным в этом отношении является период Древнего Мира. В странах Древнего Востока, в деспотических монархиях и обществах расцветает эсхатология, ибо в трудных для жизни народных масс особую актуальность для них обретают мысли о конце мира, о праведном суде, который ждет всех смертных. Эти мысли соединяются с надеждами на пришествие царя-избавителя. Наиболее ранним из известных ученым мессионистских, сотериологических (от греческого «сотерия» - спасение) пророчеств является древнеегипетское пророчество Нофр-Реху, копия которого, датируемая Новым Царством, хранится в Эрмитаже. Это пророчество обещает грядущие несчастья и бедствия людям, конец которым наступит лишь после прихода праведного царя Амени - сына южанки. Время появления этого пророчества II тысячелетие до н. э., однако скорее всего в то время уже существовала прочная и давняя традиция таких пророчеств.

Не стоит, однако, считать только Древний Египет родиной возникновения эсхатологии и мессианизма. Весь Древний Восток с его деспотическими режимами был питательной средой, которая порождала в массах разряды эсхатологической напряженности. Надежды на скорое пришествие спасителя нашли свое выражение в древневавилонских текстах, в зороастризме, в иудейских текстах времен царей и пророков, в произведениях эллинистической эпохи. В условиях жизни деспотических режимов Древнего Востока эсхатология и мессианизм отражали не только религиозные представления, но и социально-политические надежды и чаяния различных слоев этих режимов, прежде всего - народных масс, крестьянства. Свидетельством того являются священные книги иудаизма и зороастризма, которые полны многочисленными сценами и картинами блаженной и счастливой жизни, о которой только и мог мечтать сельский житель, в поте лица добывающий пропитание. Следы сотериологических верований мы обнаруживаем в различных религиозных культах того времени - в культе Диониса, Осириса и др. Именно сотериологическая их составляющая способствовала их широкой популярности в Древнем Мире в самых различных регионах, в том числе и в империи Александра Македонского, в императорском Риме.

Сороковые годы до нашей эры в Древнем Риме были годами страшных испытаний и бедствий, обрушившихся на население как провинций, так и самой Италии. Многие прятали имущество, чтобы его сохранить, другие бросали все и бежали в поисках спасения, третьи, охваченные страхом и отчаянием, уже ни на что не могли решиться и готовились к скорой гибели. Причиной этих упаднических настроений являлись изнурительные гражданские войны, охватившие всю страну. Всеобщий кризис, который разрушал традиционные социальные связи в обществе, в том числе семейные отношения, власть господина над рабами и т. д., нехватка продуктов питания и их непомерная дороговизна, страх стать жертвой многочисленных разбойничьих нападений и т. п. - вот реальность тех лет в Италии, породившая многочисленных пророков и оракулов. Эсхатологические и мессианские настроения и чаяния масс нашли своеобразное выражение и в творчестве крупнейших римских поэтов того времени - Вергилия и Горация. Особенно интересны в этом отношении эклоги Вергилия, в которых повествуется о Дафнисе, погибшем жестокой смертью и оплакиваемом нимфами, всей природой. Уже в древности прообразом Дафниса считали Гая Юлия Цезаря. В эклогах Вергилия изображен герой-избавитель, несущий спасение. Уже в древности в Дафнисе многие видели трагически погибшего Цезаря. Но главное для нас: в эклогах Вергилия изображен герой-избавитель людей от бедствий и несчастий.

Особый интерес в этом отношении представляет IV эклога, которая впоследствии породила многочисленные споры о том, кого же имел ввиду автор. В IV эклоге Вергилий говорит о наступлении нового века, царстве Сатурна, во время которого люди избавятся от всех бедствий. Новый век начнется после рождения младенца - «сына богов», «питомца Юпитера». И случится это в консульство Поллиона (40 г.). После наступления нового века преобразится вся природа: она будет предоставлять свои блага в виде обильных урожаев людям даром, избавив их от тяжкого труда и усилий. Но это случится не сразу после рождения чудесного младенца, а лишь когда он достигнет зрелости, после чего среди людей воцарится мир и счастье. Вергилий сам надеется дожить до счастливого будущего и в стихах обнадеживает тех, кто разочаровался во всем.

Вергилий, однако, не говорит о том, кого он имеет ввиду, под этим чудесным младенцем. Уже первые христиане рассматривали IV эклогу Вергилия как пророчество пришествия Христа. Эта традиция сохранилась и в эпоху Средневековья, когда Вергилия почитали как языческого пророка. И действительно, сходство Вергилия с ветхозаветными пророчествами поражает. Особенно много общего между эклогой Вергилия и книгой Исайи. У Вергилия речь идет о появлении девы, а в книге Исайи мы читаем, что от девы родится младенец, которого нарекут Еммануилом. «Итак Сам Господь даст знамение: се, Дева во чреве примет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил. Он будет питаться молоком и медом, доколе не будет разуметь худое и избирать доброе». (Ис. 7, 14, 15). «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их, И корова будет пастись с медведицею и детеныши их будут лежать вместе; и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей: ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море». (Ис. 11, 7-9). С ветхозаветным текстом целесообразно сравнить несколько строк из IV эклоги Вергилия:21. Козы домой понесут сосцы, растяженные млеком, Сами, чудовищных львов стада бояться не будут... 24. Сгинет и змей, а за ним и лукавое сгинет... 41. Пахарь дородный волов тогда избавит от ига.

Христианские авторы считают, что эти стихи Вергилия написаны под влиянием Книги Исайи, с которой римский поэт каким-то образом был знаком. Думается, что эта версия не очень убедительна. Более правдоподобным кажется то, что и у Вергилия и у Исайи был один источник. Идея грядущего царства, в котором мир и природа обновятся, - эта идея имеет очень глубокие исторические корни. Истоки этой идеи следует искать в древнеегипетских сказаниях о Горе, весьма популярных в египетской литературе. Согласно этим сказаниям. Гор был рожден и вскормлен божественным млеком Исидой, вознесен на небо самим Амоном и им же затем посланным на землю в образе наследника правящего фараона с великой миссией спасения людей. Во времена так называемых «переходных» периодов, весьма напоминающих наше «смутное время», во времена всевозможных бедствий, при смене династий и т. д. в Древнем Египте появлялись пророки, объявлявшие о скором возвращении Гора, а значит, о грядущих с ним счастливых временах, когда земля вновь будет плодородной, а люди мирными.

Из Древнего Египта идея возвращения Гора-избавителя, очевидно, проникает в другие регионы, где также обретает большую популярность. При этом даже само имя Гора забывается, однако в памяти людей остается сама суть этой идеи - грядущее рождении по воли богов чудесного младенца и наступлении после этого земного благоденствия. Имеются весьма серьезные основания считать несомненным то влияние, которое оказала эта идея на иудейские пророчества, в том числе и на пророчества Исайи. Возникнув в Древнем Египте, но, возможно, развиваясь и независимо от этого в странах Центральной Азии, мессианистские, эсхатологические идеи нашли там многочисленных приверженцев, В эллинистическую эпоху они не только не заглохли, но получили новую почву для своего расцвета. В эпоху потрясений, в эпоху, начинающуюся с момента утверждения Рима в Малой Азии (133 г. до н. э.) и кончающуюся провалом наиболее значительной попытки освободиться от римского гнета во времена Митридата (80-е годы до н. э.), в провинциях все более популярными становятся эсхатолого-мессианистские идеи, которые находят свое отражение утопических мечтаниях, в надеждах на наступление на земле всеобщего счастья и согласия. Эти настроения, ожидания конца века и несправедливости, чудесном наступлении лучшего будущего - нового века развивались, систематизировались, видоизменялись у разных народов в разные времена. Проникли они и на рационалистический Запад, где и до этого существовали аналоги в виде этрусской эсхатологии и эсхатологических представлений у поклонников дионисийского культа. Актуализировались эти идеи на Западе во время острого социально-политического кризиса, связанного с гражданскими войнами после гибели Цезаря и республики. И хотя этот кризис и был преодолен посредством институционализации в Риме императорской власти, эсхатологические и мессианистские идеи не исчезли, а напротив, стали еще более популярными среди широких слоев римского общества. Поэтому эти мотивы заметны не только в творчестве Вергилия, но и других римских поэтов, в том числе у Горация. Особо ярко они отразились в XVI эклоге Горация, в которой поэт говорит об избавлении от страшного настоящего на загадочном острове блаженных в далеком Океане. Того, кто попадет на этот Остров, ожидает блаженство, покой и умиротворенность. Однако создатель этого Острова скрыл его от глаз человека, сделав его доступным только для благочестивых и добродетельных.

Эти идеи были столь распространены в Италии, что к ним во время Империи обращались государственные «идеологии». Ведь Император восстановил согласие и мир в Риме. Он преодолел кризис и, значит, является истинным восстановителем мира и порядка. Не случайно в шестой книге «Энеиды» отец Энея Апхиз утверждает, что золотой век в Лациуме будет установлен Августом-Цезарем, который происходит из божественного рода. Так с образом императора соединился новый век, век Сатурна, век всеобщего счастья и мира. Римская императорская идеология использовала для воздействия на массы те образы, ту символику, которая в то время приобрела широкую популярность у различных слоев населения - сотериологическую, мессианстскую. Многочисленные надписи на стелах, стенах храмов и т. д. доносят до нас те эпитеты, коими награждались в то время римские императоры. Августа надпись из Галикарнаса, например, характеризует так: «спаситель всего рода человеческого, все молитвы коего провидение не только исполнило, но и дало больше, ибо умиротворены море и земля, города же изобилуют благозаконием, согласием и благолетием».

Исследователи давно заметили и тот факт, что существует некое совпадение между императорской символикой и раннехристианской символикой. Отмечается, в частности, сходство надписи из Галикарнаса со славословием ангелов в евангелии от Луки: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение» (Лк. 2, 14). Конечно же, первые христиане не могли заимствовать императорскую символику, ибо негативно относились ко всему связанному с Римом. Объяснение этому факту в другом: и первые христиане, и императорские «идеологи» пользовались теми идеями и образами, которые возникли в древности и которые продолжали пользоваться огромной популярностью среди масс. И носили эти идеи, несомненно эсхатологический, мессианский характер. Дохристианское происхождение имеют и идеи, легшие в основу христианского милленаризма.

Милленаризм (от лат. Mille - тысяча), или хилиазм (от греч. Chilioi - тысяча) означает надежды и чаяния верующих, связанные со Вторым пришествием Спасителя и Его тысячелетним царством. Милленаризм (хилиазм) - это учение о грядущем тысячелетнем царстве Божьем и втором приходе Спасителя-Мессии. Свое начало милленаризм (хилиазм) берет в языческом мире.

О дохристианском происхождении милленаризма писал еще протестантский теолог И. Шнейдер в своей нашумевшей в Западной Европе в XIX в. книге «Хилиастическая доктрина»: «Идея, легшая в основу -хилиазма, по своему началу и генезису намного древнее, чем само христианство. Она может быть уведена к тем отдаленным первобытным временам, которые знаменовали собой начало человеческой истории. С психологической неизбежностью она возникает в тот самый отрезок времени, когда дух человеческий стал ощущать и томиться всеми бедствиями и тяготами жизни, которые явились в свою очередь результатом грехопадения первых людей. Одновременно идея эта связана с присущим роду человеческому стремлением ко всему возвышенному, духовному и светлому. Она далее открывается в воспоминаниях о потерянном райском блаженстве в связи с надеждами и ожиданиями будущего искупления и примирения с Богом, как оно и было первоначально предвосхищено самим Богом в протоевангелии, данном нашим прародителям в раю. Отсюда эти образы счастливого будущего играют крайне важную и существенную роль во всех формах человеческого духа. Будут ли эти формы иметь пантеистический, дуалистический или же теистический характер - конец истории всегда изображается в них гораздо выше и прекраснее, чем ее начало и историческое начало» (6) .

Милленаристские ожидания Шнейдер, таким образом, толкует весьма широко, отождествляя их с представлениями о золотом веке человеческой истории. По его мнению, милленаристские представления проходят через всю человеческую историю: их не чужды творения языческих поэтов, философов, не говоря уже о произведениях древнееврейских пророков.

Наибольшее же свое выражение хилиазм (милленаризм) нашел в христианстве. «Христианство, - пишет М. Элиаде, - вторглось в историю, чтобы упразднить ее; величайшее чаяние христианина - это второе пришествие Христа, которое положит конец всякой истории» (7). В период формирования раннего христианства милленаристские надежды и ожидания

.становятся важнейшей частью нового вероисповедания и в последующие времена проходят красной нитью через всю историю церкви, обнаруживая свое существование с особой силой в эпоху Реформации в Западной Европе в XVI столетии. Неоднократно между приверженцами милленаристских ожиданий скорого наступления земного тысячелетнего царства Христова и их противниками, отрицающими подобного рода ожидания как несогласные с духом и сутью христианского учения, разгорались ожесточенные споры. Эти споры нередко решались обращением противников милленаризма за поддержкой к силе и авторитету государства.

Периодически милленаризм утрачивал свой авторитет и значение, которым он пользовался среди верующих, как бы исчезая в небытие, отступая на периферию религиозной, социально-политической и культурной жизни общества. Однако, при наступлении более благоприятной социальной и духовной атмосферы, он, словно птица Феникс, возрождался с прежней, если не большей, силой и энергией, заново приобретал свой, казалось бы, утраченный навек авторитет и значение, заново привлекал к себе многочисленных и фанатичных адептов, с неуемной энергией пропагандировавших его доктрины. Милленаристские надежды и чаяния, охватившие христианские массы, разделялись также и многими отцами и учителями Церкви, полагавшими милленаризм и связанные с ним чувства и мысли вовсе не противоречащими общепринятому общему вероучению Церкви.

Милленаризм - одна из главных тем христианской литературы в течение многих столетий. Все эсхатологические концепции обычно по-своему относились к проблеме второго пришествия Мессии. В целом можно выделить три подхода к этой проблеме: премилленаризм, амилленаризм и постмилленаризм. Согласно первому, Царство в будущем будет буквальным и земным и начнется с возвращения Христа. Амилленаризм утверждает, будто реального Царства никогда не будет. По утверждению представителей постмилленаризма, Христос возвратится после установления тысячелетнего Царства.

Позицию амилленаризма Энтони Хекем описал так: «Амилленаристы полагают, что тысячелетнее Царство, упомянутое в Отк. 20:4-6, представляет собой царствование душ усопших верующих во Христе в раю в настоящий период времени. Они считают, что в настоящий период времени сатана связан на весь период времени между первым и вторым пришествием Христа, о чем сказано в первых трех стихах этой главы... Амилленаристы далее верят, что Божье Царство уже присутствует в этом мире, поскольку победивший Христос руководит Своим народом посредством Своего Слова и Духа, хотя они также смотрят в будущее, ожидая славного и совершенного Царства на новой земле в грядущей жизни... они считают, что царство зла будет продолжать свое существование параллельно с Божиим Царством до Конца мира... Так называемые «знамения времени» уже проявили себя в мире с момента времени первого пришествия Христа в мир, однако они еще более ярко засвидетельствуют будущее присутствие Спасителя непосредственно перед Его вторым пришествием. Вот почему амилленаристы ожидают того времени, когда Благая Весть будет провозглашена всем народам и окончательно завершится обращение Израиля перед возвращением Христа. Они одновременно предполагают более жестокие формы периода скорби и отступничества и появление антихриста перед вторым пришествием» (8) . Большинство современных христианских теологов и богословов склоняется к позиции амилленаризма. Эту позицию начал развивать еще св. Августин.

В начале нашей эры, однако, большинство христианских авторов, как мы увидим ниже, стояли на позициях исторического премилленаризма. Сегодня сторонников такой позиции не слишком много. Один из наиболее плодовитых разработчиков этого направления в учении о втором пришествии - Джордж Элдон Лэдд, посвятивший ему ряд работ: «Теология Нового Завета» (9) , «Исторический премилленаризм» (10) , «Разбитые надежды» (11) .

Кеннет Л. Джентри (младший), один из современных протестантских историков церкви, основные положения исторического премилленаризма излагает в следующем виде:

I. Новозаветный период Церкви - это первая, начальная стадия Царства Божьего, что и предсказывали еще ветхозаветные пророки. I 2. Новозаветная Церковь может одержать ряд случайных побед в истории, однако в целом не только не одержит победу в своей миссии, но и потеряет, в конце концов, свое влияние в мире и совратится к тому моменту, когда в конце периода Церкви возрастет мировое зло.

3. Церковь ожидают жестокие испытания тяжелых времен. Это будет время великой скорби, знаменующей собой конец человеческой истории.

4. Спаситель вернется к концу периода скорби, дабы восхитить Церковь, воскресить усопших святых и свершить суд над праведными в «мгновение ока».

5. После этого Спаситель возвратится на землю вместе со святыми, одержит победу в Армагеддоне, свяжет сатану и установит повсюду в мире Свое политическое господство, осуществляя руководство миром из Иерусалима лично в течение тысячи лет.

6. В самом конце тысячелетнего царства Христова сатана будет освобожден от оков, и случится массовое восстание против Христова Царства, восставшие нападут на Христа и Его спасителей.

7. Тогда вмешается Бог и через Свое вмешательство он произведет огненный суд, дабы помочь Сыну Своему и спасти святых. Завершится все воскресением и судом над нечестивыми, после чего начнется новый вечный порядок (12) .

Сам Кеннет Л. Джентри (мл.) является сторонником постмилленаризма, который он характеризует следующим образом:

1. Мессианское царство было уже установлено на земле в то время, когда во исполнение ветхозаветных пророчеств Христос впервые посетил землю.

2. Царство это имеет исключительно искупительный и духовный характер, но никоим образом не политический или физический.

3. Это царство оказывает преображающее социально-культурное влияние на окружающий мир и человеческую историю в целом.

4. Постепенно Царство Христово по мере истечения времени будет распространяться по всей земле. Распространение Царства Христова осуществится не без царственной власти Самого Христа как Царя, но без Его физического присутствия на земле.

5. Великая миссия завершится успехом, что будет включать и христианизацию всех народов.

6. Период духовного процветания будет длиться ровно тысячу лет, затем история подойдет к своему концу и завершится возвращением Христа лично, физически, во плоти. Его возвращение во второй раз будет сопровождаться буквальным физическим воскрешением и всеобщим судом, которые возвестят об установлении навсегда и окончательно Царства Божьего (13) .

Разные авторы стояли на различных позициях, а в разное время популярным было то или иное направление милленаризма. Разные социально-политические силы и группы примыкали к различным версиям милленаризма, но ранние христиане однозначно стояли на позициях исторического премилленаризма, уходящего своими корнями в иудейскую традицию.