«Народный» даосизм и дассский пантеон

Распространение «народного» даосизма состояло не в том, что какие-либо древние привычные народу верования, обряды и суеверия заменялись новыми, «даосскими». Процесс шел иначе: все древние суеверия, верования, божества, духи, культы, магические и мантические обряды шаманов и гада­телей постепенно, на протяжении веков становились даосски­ми. Точнее, все они охотно инкорпорировались в состав «на­родного» даосизма, приобретали даосскую оболочку и покро­вительство. Почти все древние культы отправлялись даосски­ми монахами, все магические и мантические обряды — магами и гадателями, преемниками древних шаманов. Сила «народ­ного» даосизма была в его всеядности, абсолютной терпимо­сти, необычайно легкой восприимчивости. Вот почему уже вскоре после начала нашей эры в системе религиозных веро­ваний и представлений не осталось практически почти ни единого места (речь идет о низшем пласте религий), куда не проникли бы даосы.

В отличие от верхнего пласта даосизма с его более или менее твердыми и устойчивыми идеями и принципами, с его интеллектуально развивавшимися теориями «народный» дао­сизм очень мало внимания уделял теории. Главным для него была повседневная практика, предельно полное и всесторон­нее удовлетворение самых разнообразных и постоянно меняв­шихся религиозных потребностей широких масс населения, главным образом крестьянства. Даосский жрец, монах, маг, гадатель руководили процессиями, молебнами, обеспечивали контакт с представителями потустороннего мира, душами умерших, а также выступали в качестве посредников при об­

ращении к многочисленным святым и богам, героям и духам народного пантеона. Подавляющее большинство мелких и мельчайших храмов, кумирен и деревенских часовен находи­лись в ведении именно даосских священников, к которым всегда можно было обратиться за помощью, советом, содействием.

Универсальность и принципиальная беспринципность «на­родного» даосизма особенно наглядно проявились на примере складывавшегося на протяжении всего средневековья гигант­ского, поистине необъятного даосского пантеона. Этот пан­теон богов высшего и среднего ранга, более мелких божеств, а также многочисленных бессмертных, святых, великих лич­ностей прошлого и совершенно неисчислимых героев и духов-покровителей является одной из примечательных черт даос­ской религии [629]. Здесь обращает па себя внимание нетоль­ко беспорядочно-эклектичный подбор персон для деификации (наряду с Лао-цзы в даосском пантеоне можно было найти и будд, и буддийских святых, и конфуцианцев во главе с са­мим Конфуцием), но и необычайная легкость самого процесса канонизации.

В число даосских божеств и героев автоматически вклю­чались все хоть сколько-нибудь почтенные и почитаемые духи, мифические деятели, правители и герои древности, даосские проповедники и бессмертные, наконец, просто добродетельные или чем-то прославившиеся местные жители, чиновники и др. К ним принадлежали все духи и мистические сверхъестествен-' ные силы, которые в обилии конструировались и обожествля­лись даосскими астрологами, медиками, алхимиками,— напри­мер, все 36 тыс. духов человеческого тела (микрокосма).

Для канонизации всех этих духов, божеств и героев не тре­бовалось ни вселенских соборов, ни благословения властей и авторитетов, ни даже обязательной всеобщей известности или всенародного одобрения. В сущности, обычное уважение к любой незаурядной личности или распространявшиеся после смерти человека слухи об активности его духа (является кому-то во сне, содействует в чем-либо) служили вполне до­статочным основанием для деификации умершего. В его честь строили храм, где помещали статую или иконографическое изображение обожествленного. На алтарь приносили жертвы. Храм, естественно, обслуживался даосским монахом. Так обычно и возникал новый культ. И, хотя влияние такого ло­кального божества или героя-покровителя не выходило, как правило, за пределы данной местности (иногда даже лиц определенной профессии — например, рыбаков или моряков прибрежного города), это нисколько не умаляло его до­стоинств и не снижало его значения. Зато даосизм с помощью такого рода культов и храмов укреплял свои позиции и авто­ритет. Уже в Тан, по некоторым данным, в Китае насчитыва­

лось 1687 даосских храмов [270, 215], позже их число намного увеличилось.

Обилие культов и характерная для «народного» даосизма простота купонизации новых божеств и героев очень затруд­няет, если не делает вовсе невозможной их далее приблизи­тельную систематизацию. В самих даосских канонах, собран­ных в «Даоцзане», существует весьма значительный разнобой по части определения соотносительной важности тех или иных богов, духов и героев, их взаимных связей, различных назва­нии, а также места на небе или в жизни людей. Вот, напри­мер, одна из таких попыток классификации, предложенная на рубеже V—VI вв. даосом Тао Хун-цзином и зафиксированная в «Даоцзане» [609, 130—133].

Божества и бессмертные разделены на семь рядов-рангов, соответствующих семи небесам. В каждом ряду есть три ме­ста: центральное, левое и правое. В первом ряду на цент­ральном месте, в нефритовом дворце — небесное божество Дао или Великого Начала (Тан чу). Центральное место в следующем ряду занимает божество Великой Чистоты (Тай-су). Только на небе четвертого ряда-яруса помещен великий Лаоцзюнь (Лао-цзы).

Справа и слева от центральных божеств на небесах третье­го и четвертого ярусов разместились древние легендарные правители Яо, Шунь и Юй, Конфуций и снова Лао-цзы (на этот раз под своим собственным именем). На нижнем, седь­мом ярусе,— герои сравнительно недавнего времени: Цинь Ши-хуанди, чжоуские Вэнь-ван и У-ван, вэйский Вэнь-ди, ханьский Гуан У-ди и др.

Таблица Тао Хун-цзина не очень ясна. Да и классифика­ция его, видимо, не была общепринятой даже в его время. Тем более невозможным стало создание общепризнанной и четкой классификации божеств даосского пантеона позже, когда количество входящих в него персонажей росло с угро­жающей быстротой. В этих условиях создание иерархической системы божеств в пантеоне даосской религии оказалось практически невозможным. Вплоть до сложения в начале II тысячелетия системы религиозного синкретизма (пантеон которой возник и развился в основном на базе даосского пантеона) весьма сложно даже говорить с уверенностью о том, кто возглавлял даосский пантеон. Характеризуя даос­ский пантеон I тысячелетия н. э., можно выделить в его со­ставе три основные группы божеств и героев.

К первой, высшей, группе относились те, кто так или иначе олицетворял собой важнейшие категории даосизма — идеи о дао, о силах инь и ян, о бессмертии, трансформации и т. п. Вначале некоторые из этих Верховных Божеств представля­лись в виде абстрактных полумистических концепций-катего­рий типа Тай-чу, Тай-су., Тай-и [772, 136]. Иногда они изо­

бражались в виде божественной, триады из Трех Единствен­ных-— Тянь-и (Небесное начало), Ди-и (Земное) и Тай-и (Высшее). Были и другие варианты {609, 139 и сл.]. С тече­нием времени в связи с процессом становления религиозного даосизма и осмыслением категорий философского даосизма в плане их деификации, а также под влиянием народной мифологии, вступившей с этими категориями в сложный син­тез, даосский пантеон начал наполняться антропоморфными богами, олицетворявшими собой ту или иную идею.

В первую очередь этот процесс нашел свое отражение в деификации таких личностей, как богиня Сиванму и ее партнер Дунванфу. И богиня и ее новый супруг в даосской мифологии стали символизировать силы инь и ян. Вторичный характер этой символики несомненен: если миф о Сиванму был известен в Китае задолго до оформления даосизма в ре­лигию, то имя ее партнера Дунванфу (Дуппапгун) появилось много позже. Видимо, Дунванфу был специально заново создан даосской религией в качестве необходимого противо­веса женской силе инь [348, 223].

Со временем число персонифицированных божеств-лично­стей, приходивших на смену божествам-категориям, стало возрастать. Представление о небесном дао стало ассоцииро­ваться с га мим Лао-цзы, который после знакомства даосов с буддизмом, н спою очередь, стал наделяться способностью к перевоплощению. ОДНИМ m ЭТИХ воплощении Лао-цзы в средневековом Китае считался, как упоминалось, властитель Тайшань Лаоцзюнь, бессмертный и покровитель-дух горы Тайшань. Даосская идея о бессмертии нашла свое воплоще­ние в образе легендарного Хуанди, которого еще древние даосы считали одним из своих родоначальников. Именно Хуанди, якобы первым из смертных вознесшийся на небо и ставший бессмертным, стал считаться покровителем всего «сянь-даосизма», всех добивавшихся бессмертия. Наконец, воплощением идеи, точнее процесса мироздания, стал почи­таться великан Паньгу.

Вначале все эти божества-личности существовали в даос­ском пантеоне параллельно, действовали и почитались наряду с божествами-категориями. Позже божества-категории ото­шли в сферу «чистой» даосской теории, а божества-личности стали устойчивым олицетворением определенной идеи. На ру­беже 1 — II тысячелетий н. э. возник уже и некоторый ста­бильный порядок их изображения и почитания. Так, трое са­мых высших и наиболее почитаемых божеств даосского пан­теона уже воспринимались в качестве устойчивой троицы (Лао-цзы, Хуанди и Паньгу). Позже, однако, Хуанди был за­менен появившимся на рубеже I и II тысячелетий еще одним высшим небесным божеством — Юйхуан шанди (Нефритовым императором), который в какой-то мере отождествлялся

с древнекитайским Шанди. Юйхуан шанди был призван еди­нолично возглавить весь даосский пантеон, превращавшийся в начале II тысячелетия н. э. во всекитайский пантеон.

Культ Юйхуана шанди возник в эпоху Тан. В 1012 г. сун-ский император Чжэн-цзун специальным указом включил его в состав государственного пантеона, в 1013 г.— поместил, в своем дворце его изображение, в 1014 г.— окончательно сформулировал его пышный и величественный титул верхов­ного божества и главы пантеона. Юйхуан шанди считался сидящим на самом высоком небе во дворце из нефрита. В ру­ках его — нефритовая таблетка, на голове — корона из дра­гоценных камней, вокруг него — сонм помощников и мини­стров. Он — верховный повелитель всех богов и духов, по положению своему равный императору на земле [480, 26—40].

С деификацией Юйхуана шанди это божество стало воз­главлять верховную триаду даосского пантеона. Двумя дру­гими членами этой триады были Лаоцзюнь и Паньгу [543, 187]. Иногда место Паньгу занимал кто-либо иной из бо­жеств высшего ранга, например Тай-ши [456, 101] или Тай-и [772, 138]. Эти и другие верховные даосские божества продол­жали относиться к высшей группе и были объектом наиболь­шего почитания. Однако не все из них в равной мере поль­зовались этим почитанием. Культ Паньгу, например, посте­пенно ослабевал, как и утративший со временем свое значе­ние культ Сиванму. Тем не менее все эти божества относились именно к высшей группе.