Талисманы и алхимия

Подавляющее большинство последователен даосизма упо­вали прежде всего на волшебные талисманы, эликсиры и пи­люли, при помощи которых можно было бы обеспечить бы­строе и легкое превращение человека в бессмертного.

Подобного рода талисманов и эликсиров описано в даос­ской литературе великое множество. Это были либо простые рецепты, наподобие современных фармацевтических, которые предназначались для выздоровления от болезни, для укреп­ления здоровья и тела и т. п., либо более сложные, претендо­вавшие на определенную мистическую силу и сверхъестест­венное воздействие на организм. При изготовлении таких спе­циальных снадобий первостепенную роль играли уже не ап­робированные свойства самого предмета (его питательность, полезность, определенное фармацевтическое воздействие и т. п.), а чисто мистические соображения, основанные на взаимовлияниях сил инь и ян, пяти первоэлементов, на со­ответствиях между микро- и макрокосмом и т. п.

Так, например, очень сильным и действенным талисманом считалась любая смесь из веществ, связанных с функцио­нальными особенностями мужского и женского организма.

Даже простая смесь из сожженных молочных зубов мальчи­ка и отрезанных волос девочки могла, как считалось, спо­собствовать долголетию [30, 89]. В работе Ван Гулика при­ведено немало рецептов чудодейственных смесей, талисма­нов, призванных увеличить жизненную силу, укрепить орга­низм, способствовать достижению бессмертия. Особое вни­мание уделялось тем рецептам, которые призваны были ук­реплять потенции мужчины. Мистическая сила, таившаяся в соединении мужского и женского начал, находила свое от­ражение в соответствующем сопоставлении химических эле­ментов, металлов и минералов, из которых изготовлялись пи­люли и талисманы [744, 133—134]. Это имело уже самое не­посредственное отношение к даосской алхимии, появление и развитие которой в Китае на рубеже нашей эры было свя­зано именно с поисками бессмертия.

Первые алхимические знания и приемы возникли в Ки­тае очень рано, не позже II в. до н. э. Уже во II в. н. э. большая часть трактата Вэй Бо-яна «Цаньтунци» была по­священа проблемам алхимии, описанию свойств (подлинных и мнимых) различных металлов и минералов, с приложением многочисленных рецептов изготовления талисманов и пи­люль. Рецептура сопровождалась подробным описанием все­го технологического процесса с обязательным упоминанием о силах ян п инь, а также фиграммах «Ицзин», соответст­вовавших различным металлам, минералам и первоэлемен­там [835; 810]. Считалось, что из всех металлов на первом месте стояла киноварь, т. е. сернистая pi уть, которой припи­сывались наиболее чудодейственные возможности. Из мине­ралов первое место занимал нефрит.

Даосские алхимические трактаты, особенно трактат Гэ Хуна «Бао Пу-цзы», уделяли особое внимание трансмутации металлов, прежде всего киновари. В трактате не только го­ворилось о волшебных свойствах киновари, но и указыва­лось, что путем многократной перегонки ее можно добиться создания такого вещества, пилюли из которого при регуляр­ном приеме сделают человека бессмертным всего за не­сколько дней [851, 15; 609, 97—98]. В сочинениях даосов ука­зывалось также, что путем перегонки из киновари и других металлов можно получить золото, причем чаши из такого золота будут способствовать продлению жизни того, кто ими пользуется. Для размешивания чудодейственных эликсиров и приготовления различных снадобий китайские алхимики рекомендовали использовать нефритовые чаши и ложки, ибо нефрит способствовал, по их мнению, усилению чудодейст­венной силы эликсиров и талисманов [157].

Даосская алхимия пилюль и эликсиров, получившая впо­следствии наименование вай-дань («внешние -средства» — имелось в виду получение желаемого результата вследствие

1251

воздействия извне, т. е. влияния определенных препаратов и снадобий), к концу I тысячелетия н. э. пришла в упадок. На смену ей пришла возникшая в значительной мере под влиянием буддизма теория нэй-дань, «внутренних средств», суть которой сводилась к тому, что основной алхимический процесс должен протекать внутри соответствующим образом культивируемого организма. В теле человека под воздейст­вием частиц ци взаимодействуют силы инь и ян, возникает «зародыш» бессмертия, который и может привести в конеч­ном счете к достижению бессмертия [772, 130—131]. Это Но­вое направление имело уже мало отношения к алхимии в собственном смысле этого слова, да и популярность даосских поисков бессмертия во II тысячелетии й. э. значительно ослабла.

Китайская алхимическая практика даосов сыграла опре­деленную роль в развитии научных знаний. Однако она не привела к становлению подлинно научного отношения к яв­лениям природы п не способствовала возникновению физи­ческих и химических паук. Хотя даосы-алхимики и дали тол­чок более тщательному изучению свойств металлов и мине­ралог., вся сила н целеустремленность их была направлена в другое русло. Естественно, что неудачи следовали за неуда­чами. Правда, в ходе испытаний и поисков были сделаны не­которые важные открытия, как, например, порох. Однако эти побочные открытия в Китае не сыграли революционизирую­щей роли в становлении естественных наук и в развитии тех­ники. Этого и не могло случиться, так как китайские алхи­мики — в отличие от их коллег в других странах —■ не толь­ко отдавали полный приоритет мистическим выкладкам, но и по существу вообще не придавали значения эмпирическим методам прямого наблюдения и фиксации физических зако­номерностей накопленного опыта [224, 295—296]. Справедли­вости ради следует заметить, что причиной этого были уже не столько сами даосы-алхимики, сколько весь строй жизни и вся официальная политика страны по отношению к поискам нового, в том числе и в области естествознания и техники.

Но если китайская алхимия пришла в упадок уже в сред­ние века, то некоторые другие «прото-» и «псевдо» науки, которые также были обязаны своим расцветом именно дао­сизму и поискам бессмертия, сохраняли свое влияние доль­ше, иногда почти до наших дней. К их числу относятся аст­рология, геомантика, китайская даосская (народная) меди­цина. Как и алхимия, все они теснейшим образом переплета­лись с магией и мистикой, с гаданиями, заклинаниями, заго­ворами и предсказаниями. Но в отличие от алхимии кроме поисков бессмертия они нашли себе и иное применение в жизни китайского общества и тем завоевали право на суще­ствование.

Астрология и гадания

Астрономические наблюдения и предсказания судьбы по звездам и иным небесным телам и явлениям были известны в Китае очень давно. О наблюдениях за звездами и светила­ми говорилось уже в самых древних китайских книгах, осо­бенно в «Шуцзин». Немало аналогичных данных можно най­ти (хотя и в менее ясной форме) и в еще более ранних ис­точниках, в частности в иньских гадательных надписях. На­чиная с Чжоу наблюдение за небом и толкование получен­ной информации стало одной из важнейших функций при­дворных астрологов, числившихся среди высших и наиболее влиятельных чиновников правителя.

Система связанных с лунным зодиаком астрономических представлений и астрологических прогнозов в древнем Ки­тае весьма любопытна и, по мнению некоторых специалис­тов, ставит вопрос о ее связях с древневавилонской [687, 297]. Во всяком случае независимость китайской астрономии вызывает определенные сомнения [811, 585]. Согласно иссле­дованиям Бецольда, некоторые небесные явления рассмат­ривались в древнекитайской и в древневавилонской астро­логии примерно одинаково и трактовались как угроза жизни правителя, признак грядущей победы над врагом и т. п. Эти совпадения позволили поставить вопрос о культурных за­имствованиях и дали основание утверждать, что система ран­них астрологических прогнозов в Китае проникла туда из Вавилонии в I тысячелетии до н. э. [214].

Выводы Бецольда, поддержанные Нидэмом [634, т. II, 354], заслуживают внимания, особенно если учесть, что не только астрологическая трактовка, но и иные астрономо-ма-тематические параллели (деление года на декады, 12 знаков зодиака, двенадцатиричный цикл чисел и др.) приводили ис­следователей к аналогичным предположениям [466]. Однако развитие астрологических ассоциаций в эпохи Чжоу и Хань превратило астрологию в чисто китайскую отрасль «протона-уки», оперирующую с выработанными в Китае философски­ми категориями и понятиями. Как известно, и конфуцианцы, и даосы, и представители других возникших в период Чунь-цю-Чжаньго учений придавали огромное значение толкова­нию небесных явлений. Однако, если для образованных и рационалистически мыслящих конфуцианских ученых-чинов­ников астрологические наблюдения и сопоставления давали материал для определенных политических выводов, которым лишь искусственно придавалась полумистическая окраска, то для даосов главной в астрологии была именно мистика.

Изучая расположение звезд и их движение, взаимосвязи перемен на небосводе и календарных изменений, даосы все эти данные прежде всего связывали с действием определен­

ных сил в самом человеке, с изменениями в микрокосме че­ловеческого организма. Заранее известные расположения светил в тот или иной календарный день могли оказать бла­гоприятное или неблагоприятное влияние на человека в за­висимости от того, когда он родился, на ком собирается жениться, что намерен предпринять и т. п. Благоприятное соотношение некоторых небесных и календарных факторов позволяло даосам выдвинуть идею о «счастливых» днях, ког­да все начинания людей должны заканчиваться благополуч­ии. Некоторые дни даосские астрологи связывали с благо­приятствованием в более узком плане: ритуальное омовение 10-го числа 1-го месяца укрепляет зубы, а 8-го числа 2-го месяца придает телу легкость и т. п. [30, 90].

Очень строгим был календарь брачных покоев. В главе 28 трактата «Исинфан», датируемого VI—VII вв. н. э., помеще­но со ссылкой на слова императора Хуанди много запретов и ограничений в области брачных отношений, особенно для тех случаев, когда речь идет о зачатии ребенка. Ребенок, зачатый ровно в полночь, когда Небо и Земля стоят на мертвой точке, будет калекой, глухим или слепым. Если за­чатие произойдет в момент грозы, грома и молний, когда Небо в гиене, он будет умственно неполноценным; если во время солнечного или лунного затмения — ребенок утонет или сгорит; если во время летнего или зимнего солнцестояний — ребенок причинит вред своим родителям и т. п. [744, 147].

Словом, даосы проделали гигантскую работу по тщатель­ному изучению и приведению в систему всего веками накоп­ленного астрологического материала, составлению звездных карт, каталогов, гороскопов и т. п. Созданные ими многочис­ленные гадательные книги, астрологические календари и другие пособия по магии и мантической практике [892; 1010; 1019; 1020; 1025 и т. и.] стали важным орудием в руках большого отряда профессиональных даосских гадателей, предсказателей, заклинателей и т. д. Вооруженные столь вну­шительными орудиями производства (в основе которых ле­жали «е только астрологические выкладки, но и еще древ­ние загадочные триграммы «Ицзин» и иные пособия древ­них гадателей), даосские гадатели-профессионалы в средне­вековом Китае стали, в сущности, монополистами в сфере «оккультных наук». Их знания широко использовались в по­вседневной жизни народа, без их участия не могло произойти ни одного важного события. Не только простые крестьяне, привыкшие верить шаманам и магам, но и конфуцианцы регулярно и без всякого стеснения обращались к помощи даосских гадателей.

Диапазон средств даосских гадателей был довольно ве­лик. Наряду с обычными гаданиями и предсказаниями, свя­занными с расположением звезд и планет или с календарны­

ми исчислениями и имеющими своей целью выяснить степень благоприятствования тому или иному человеку или делу, большую роль играли также различного рода обереги и за­клинания, т. е. тот комплекс средств, который стоит уже бли­же к магии, чем к мантике. Не случайно более обычным на­званием для даосских гадателей, не только тех, кто имел не­посредственное отношение к поискам бессмертия и иных мис­тических тайн, было слово фан-ши (маг). Магия и мантика у даосов были всегда очень тесно связаны между собой, а многие акции даосов находились на рубеже магических и мантических. К их числу в первую очередь следует отнести игравшую столь большую роль в Китае геомантию.