logo search
ЛОРТЦ История Церкви II

§114. I Ватиканский собор

1. Период понтификата Пия IX (1846_1878) ознаменован рядом значительных событий: (1) прекращает свое существование Церковное государство; (2) в так называемом «Силлабусе» высказывается резко отрицательное отношение курии к современной духовной культуре и современному государству; (3) на Ватиканском соборе конституционно оформляются основные принципы католической веры, противопос тавленные духу времени, и (4) провозглашается догмат о непогреши мости папы. Первые два пункта и последний имеют не просто важное значение, но являются эпохальными событиями. Тот факт, что история Церкви вплоть до 30-х годов вновь смогла вместить себя в эпоху, объясняется тем, что великие события — защита от модернизма, создание нового церковного законодательства, Латеранские соглашения— наконец подвели итог всем названным эпохальным явлениям.

Вопросы, обозначенные в п. (2) и (3), благодаря более прочной идейно-исторической связи решались параллельно с решительной борьбой за чистоту учения (§ 113). Прежде всего здесь идет речь об определении I Ватиканского собора о непогрешимости папы.

2. Борьба шла вокруг того, обладает ли папа непогрешимостью, позволяющей ему выносить решения по вопросам веры, не советуясь со Вселенским собором.

История этого вопроса берет свое начало еще в древности. В то время решение его заключалось в постановлениях о патриаршей власти, определявших границы и привилегии патриарха (равные права патриархов Александрийского, Римского, Антиохийского, Константино польского и Иерусалимского). Но скоро православные автокефальные Церкви, получившие патриаршее устройство, выделяются из Константинопольского патриархата; так как считалось, что в западных Церквях власть главы Церкви слишком абсолютизировалась, то решено было перестать быть «рабами» Рима. Хотя после разделения Церквей в 1054г. православные Церкви и не признавали себя полностью и окончательно отделившимися (о православных Церквях см. §121), и хотя многие причины их отделения не были связаны с богословскими разногласиями, разделение это сохранилось и по сей день. Римское самосознание развивалось совершенно отдельно от ранних «collegae». На западе борьба за инвеституру в конечном итоге привела к укреплению власти папы; в результате распространения концилиаризма и учения протестантизма власть папы заметно ослабла, чему способствовали и серьезные противоречия внутри курии.

Преодолев сопротивление различных партикулярных теорий и движений, абсолютная церковная власть папы окрепла настолько, что стало возможным окончательное решение вопроса о непогрешимости. Впрочем в богословских научных кругах еще не было единого мнения на этот счет, и многие богословы выступали против принятия этого догмата: даже для Иоганна Адама Мёлера идея куриализма (=ультрамонтанства) в том виде, в каком ее представляли де Местр и Фердинанд Вальтер в своем церковном праве, была лишь голой теорией. Но богословс кая мысль уже с давних времен склонялась к поддержке догмата, принятого затем на I Ватиканском соборе. На его стороне было и церковное право. В Германии идеи ультрамонтанства излагал мюнхенский профессор (с 1834г.) канонического права Георг Филипс († 1872г.), противопоставлявший их концепции фебронианизма. Благодаря деятельности де Местра и Ламенне теория ультрамонтан ства проникла и в общественное сознание галликанской Франции.

Но и здесь, как и во всех остальных случаях, когда речь идет о проникновении божественного в область исторического развития, а следовательно, в сферу человеческого греха, не следует ограничиваться простой констатацией исторических фактов. Становится очевидным, что наука об историческом развитии Церкви является богословской научной дисциплиной. В процессе обширного противостояния постепенно родилась ошибочная точка зрения о том, что примат папы заключается лишь в абсолютной политической власти. На самом же деле, ко всем высказываниям и определениям, касающимся роли Церкви, следует подходить со строго экклезиологических позиций, соотносясь со Св. Писанием, другими словами, признавая примат Церкви в ее божественной сущности и спасительной миссии. Достичь этого можно, лишь принимая во внимание при анализе церковно-историческо го развития догматическую идею о Церкви, как о Corpus Christi mysticum.

3. а) Необходимость созыва в то время Вселенского собора не вызывает теперь ни малейшего сомнения. За триста лет, прошедшие после Тридентского собора, положение Церкви настолько изменилось, что было просто необходимо дать себе отчет в произошедшем и сделать определенные выводы на будущее. Но несмотря на это, объявление о созыве столь долгожданного собора наряду с горячим приветствием вызвало целую волну недовольства221.

Атмосфера в обществе с самого начала не способствовала принятию Собором объективных решений. Необоснованно резкое осуждение в «Силлабусе» всех без исключения прогрессивных теорий, свободы слова и печати настроило против папы и его «бездушной» курии большую часть европейского религиозного (в том числе и католического) и политического общества, так что лишь полная информация о подготовке Собора и лояльное освещение его деятельности могли обеспечить взвешенное отношение к нему со стороны некатолического мира.

Но именно этого и не произошло. Напротив, после державшихся в абсолютной тайне приготовлений епископам — участникам собора было предъявлено требование сохранять в тайне содержание совещаний. Невыполнение этого требования было объявлено смертным грехом. «В результате вокруг Собора образовалась атмосфера, наполненная слухами и подозрениями, которые было невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть»,— считает Батлер. Общую неуверенность усиливал и тот факт, что в пригласительной булле («Aeterni patris», 1868г.)222 не было никакой информации о предмете обсуждений на Соборе. Сыграло свою роль и то, что приглашение не было подписано, как это было на Тридентском соборе, членами кардинальской консистории, и то, что не были приглашены представители других государств.

Основная вина за это лежала на некатоликах, и в первую очередь, немецких. Набиравший в Германии силы для борьбы с католицизмом («культуркампф») либерализм взял на себя, никем не прошенный, роль защитника свободы католиков и верующих всех других конфессий от мрачного гнета центральной церковной власти.

б) Главной причиной создавшегося общественного напряжения стало предположение о том, что на Соборе должен обсуждаться и будет принят догмат о папской непогрешимости. Именно это обстоятель ство и восстановило против Собора основную часть верующих, причем среди них было много католиков. В Германии оппозицию возглавил видный историк Церкви мюнхенский профессор Игнатий Дёллингер († 1890г.), который в целом ряде статей, брошюр и речей высказал свое несогласие с догматом о непогрешимости.

Обратились к папе с протестом и собравшиеся в Фульде немецкие епископы. Но их позиция сильно отличалась от концепции Дёллингера. Дёллингер был принципиально не согласен с догматом о непогрешимости, немецкие же епископы считали его принятие несвоевре менным. Этой же идеи придерживалось и большинство противников принятия догмата на Соборе. Доводы, приводимые ими в защиту своих позиций были следующими: существовала опасность церковно-поли тической реакции со стороны государства (причина, приводившаяся немецкими епископами) и раскола среди верных Церкви католиков (это мнение высказал епископ Орлеанский Дюпанлу). Действитель но, принятие этого догмата во время, когда неумолимо разрасталось либеральное движение, когда идеи епископализма и галликанизма вынашивались в умах даже глубоко верующих католиков, было задачей сверхсложной.

Но среди епископов было много и принципиальных противников догмата о папской непогрешимости. Так, несогласие с догматом майнцского ординарного профессора Кеттелера (1811_1877), церковного историка и епископа Роттенбург ского Карла Йозефа фон Гефеле (1809_1893), а также архиепископа Болонского Гвиди было продиктовано не тактическими соображениями, а основывалось на глубоком убеждении. Но эти мужи никоим образом не хотели способствовать расколу, и в конце концов в интересах единства они признали догмат223.

4. Прологом к Собору послужило торжественное принятие в 1854г. нового догмата о непорочном зачатии Девы Марии. И хотя этот догмат еще до его принятия проповедовался двумястами епископами, разработка и принятие его является заслугой исключительно папы. Вэтом случае не требовалось согласия никакого собора. Это было небывалым событием огромного значения: назрела необходимость признать непогрешимость папы в вопросах веры. И то, что принятие догмата о непорочном зачатии Девы Марии не встретило ни малейшего сопротивления, говорило о принципиальном согласии Церкви с учением о непогрешимости папы.

5. а) Собор был открыт 8 декабря 1869г. На нем присутствовало около семисот прелатов, обладавших правом голоса; примерно треть из них были итальянцы. Вопрос о принятии догмата о папской непогрешимости был внесен в повестку Собора согласно заявлению, собравшему 480 подписей. По этому вопросу Собор разделился на две группы, каждая из которых, собравшись на отдельное заседание, пыталась склонить участников Собора на свою сторону. Из семнадцати немецких епископов тринадцать были на стороне противников догмата, из французских— примерно треть (Дюпанлу!), примкнули к оппозиции и некоторые епископы из Северной Америки.

Возникла единая оппозиция против формулировки, гласившей что папа обладает непогрешимостью «по собственной присущей ему силе и независимо от одобрения Церкви».

б) Решающим стало 85-е генеральное собрание, на котором из 601 участников с правом голоса 451 проголосовал за, 62— условно за, 88— против. И так как неудача последних попыток оппозиции повлиять на решение Собора, на общественное мнение (речь, произнесенная парижским архиепископом, и книга, выпущенная им, а также труд Гефеле, написанный им на латинском языке и посвященный «Causa Honorii», см. §27, III), и на самого папу (депутация из шести епископов, среди которых был и Кеттелер) лишь доказала непреклонную решимость последнего добиться принятия догмата, то оппозиция сочла необходимым из соображений пиетета покинуть Собор. Тем самым она опровергла все обвинения в непочтении к Собору, несправедливо брошенные ей. На торжественном заседании 18 июля 1870г. в присутствии папы из 535 наделенных правом голоса участников Собора 533 проголосовали «за», двое же проголосовавших «против» после оглашения результатов голосования присоединились к большинству.

6. Решения Ватиканского собора означали для папы (1) подтверждение полноты его власти (примат папской юрисдикции или универсальный епископат) и (2) признание его непогрешимости.

К п. (1): папе принадлежала отныне абсолютная, верховная, непосредственная власть над вселенской Церковью, над отдельными Церквями, духовенством и верующими мирянами не только в делах веры и морали, но и в вопросах дисциплины и управления.

К п. (2): «Римский папа, когда говорит ex cathedra, т.е. при отправлении своих обязанностей пастыря и учителя всех христиан, и на основании свыше дарованной ему апостольской власти определяет учение, касающееся веры или нравов и обязательное для всей Церкви, то обладает, в силу обещанной ему в лице св. Петра божественной помощи, непогрешимостью, которую божественный Искупитель даровал Своей Церкви. Вследствие этого, постановления римского папы, по собственной присущей им силе и независимо от одобрения Церкви, не подлежат никаким изменениям».

В этом тексте важное место занимает ссылка на непогрешимость, дарованную божественным Искупителем Церкви. Она нисколько не теряет своего значения в связи с заключительным предложением («по собственной присущей им силе и независимо от одобрения Церкви»).

7. а) С исторической точки зрения, утверждение «верховного понтификата» папы над вселенской Церковью и признание его непогрешимости стали завершением грандиозного процесса, основанного на авторитете св. Петра и проходившего на протяжении двух тысячелетий при поддержке самых различных, порой недооцененных течений (в особенности эпохи средневековья). Стремление папы Григория VII объединить отдельные Церкви вокруг Рима получило свое завершение: абсолютная церковная власть теперь была сконцентрирована в руках папы.

Негативным последствием этого стала невозможность дальнейшего существования идей галликанизма и концилиаризма в любой их форме.

Тем самым было окончательно преодолено одно из самых могучих партикулярных течений, которое чуть не положило конец существова нию Церкви в XIV и XVвв., имело большое влияние в эпоху Реформации и, начиная с XVIIв., не переставало беспокоить Церковь.

Суть значимых для католической Церкви ценностей была сконцентрирована в одной точке. Исчезла всякая неопределенность в понимании того явления, которое должно называть учением Церкви224.

Достигнутая I Ватиканским собором централизация Церкви и наделение папы неограниченным понтификатом стали, таким образом, ответной реакцией, направленной против всех антипапских тенденций прошлых семи столетий, будь то внутрицерковные течения или одна из многочисленных форм национального движения, стремившегося воспрепятствовать достижению единства Церкви. Господствовавшему в эпоху Нового времени духу субъективизма была противопоставле на объективная истина, оформившаяся окончательно не посредством какого-либо мирского института, а усилиями дарованной свыше апостольской власти.

Понятие «Церковь» получило свое окончательное определение. Церковь в атмосфере тяжелой и беспощадной действительности остается существом сверхъестественным, имеющим божественные свойства вечности. Наличие сверхъестествен ной, отличной от остального сущего, религиозной власти становится явлением реальности225.

б) Достижение большей уверенности означало, конечно же, и появление дополнительных обязательств и соответственно некоторой скованности. Католицизм после Ватиканского собора был идентичен «доватиканскому». Но теперь в нем не было уже той относительной неуверенности в догматических вопросах, которая определяла течение католической жизни на протяжении стольких веков. Реальной стала опасность превращения догматической уверенности в неподвижность и унификацию догмы.

в) Чем хаотичнее развивалось современное сознание (релятивизм), тем необходимей становилось формирование защитной концепции, которая могла бы помочь необходимому свободному объединению отдельных идей католицизма.

Внутренняя необходимость и значение формирования такой концепции особенно отчетливо проявляются, если отвлечься от национальной и общеевропейс кой специфики вопроса: католическая Церковь в силу своей миссии всегда оставалась Церковью вселенской. Теперь же, когда в ходе современного научно-тех нического и духовного развития ареной исторических (и церковно-исторических) событий стал весь мир, католическая Церковь стала поистине всемирной. При этом, в 1870г. никто не мог и предполагать, какое значение приобретет это понятие уже через полвека. При сегодняшней масштабности событий и многообразии современного мира, в то время, когда в Южной Америке или на Дальнем Востоке с неимоверной быстротой возникают громадные области с церковной епархиальной организацией, не имеющей абсолютно никакой исторической традиции, значение епископов крошечных епархий в Европе сильно уменьшается. Теперь только папство с его централизованной абсолютной властью, позволившей ему преодолеть сопротивление всех возможных форм партикулярного движения, способно уверенно управлять мировой церковной империей.

Наши последние рассуждения, конечно, не играют особой роли в оценке догматических решений Ватиканского собора. Но с точки зрения оценки исторического развития Церкви, они помогают понять позитивную закономерность, заложенную в нем.

8. Но несмотря на все положительное значение Ватиканского собора, стоит отметить и серьезные проблемы, вставшие перед Церковью в связи с принятием нового догмата. Слишком велика была внутренняя борьба, которую пришлось пережить католикам. Печальным стал тот факт, что после Собора десять профессоров церковной истории отделились от католической Церкви и увлекли за собой тысячи верующих. Впрочем, это отделение не имело большого значения в смысле церковной организации; образовавшаяся в результате раскола, старокатолическая Церковь не обладала достаточной глубиной веры. Число ее последователей сегодня не превышает ста тысяч человек (резиденции епископа в Берне, Бонне и Вене; Утрехтская Церковь). Но важен был сам факт раскола. О чьей-либо персональной вине за это событие говорить не стоит; тем более нельзя обвинять в нем Игнатия Дёллингера (§117), чье религиозное чувство до самого конца принадлежало отлучившей его католической Церкви.

Намного серьезнее следует отнестись к негативной реакции со стороны различных форм протестантизма, направленной против догмата о папской непогрешимости, против утверждения о верховном понтификате папы над вселенской Церковью и в еще большей мере против конкретного их выражения в соответствующих организационных структурах, воспринимающихся в качестве аппарата власти.

Лишь в наше время в некоторых достаточно небольших протестан тских кругах наблюдаются попытки, по крайней мере в вопросе о понтификате папы, проявить должное понимание и осознать закономерность его власти с точки зрения Евангелия и всего хода исторического развития.

9. Главная проблема, порожденная Ватиканским собором, заключалась в отношениях папы с епископами, «блюстителями, поставленны ми Святым Духом пасти Церковь Господа и Бога» (Деян 20, 28). На самом деле, возвышение власти папы до абсолютного суверенитета во многом ограничило исполнительную власть епископов. Целый ряд исторически сложившихся особенностей и прав, свойственных им, отошел на второй план. В этом заключалась серьезная опасность. На этой почве единство Церкви могло превратиться в ее унификацию, которая привела бы к ослаблению ее величия.

Надо признать, что Церкви не всегда удавалось избегать некоторой односторонности суждений, порой просто необходимой в споре с непримиримыми оппонентами. Оценить эту односторонность можно с двух позиций.

а) Принятие Ватиканским собором положения о верховном понтификате папы явилось следствием обсуждения догматического вопроса о Церкви; вопросы же, касающиеся самостоятельности епископов и их отношения с папой, остаются нерешенными и сегодня.

То обстоятельство, что в течение столь долгого времени положение о примате папы действовало без упомянутого противовеса, — церковно-исторический факт первого ранга. Христианское рассмотрение истории, разумеется, должно его учитывать. По воле Отца, помимо которой ничего не происходит, определилось и то, каким образом мы всякий раз ссылались на эту волю для объяснения церковной истории, причем дело не обстоит так, что мы должны были, так сказать, выносить за скобки означенные негативные последствия.

б) Решающим моментом с богословской точки зрения являлось то, что определение Ватиканского собора226, согласующееся с постановле ниями о епископах Тридентского собора (Sessio 6, 13 января 1547г.), ни в коей мере не посягало на апостольское происхождение епископст ва. Именно Пий IX поддержал в 1875г. выступление немецких епископов против Бисмарка. Проведение II Ватиканского собора папой Иоанном, умершим вскоре после Собора, многократно высказанное и подчеркнутое им уважение к достоинству и власти схизматических патриарших кафедр Востока и отдельных католических епископских резиденций делают возможным, чтобы отношение епископского служения к служению Петра было описано в смысле таинства, заключенного в библейских предпосылках: Петр, Камень (Мф 16, 18), первый человек древней Церкви, с другой стороны оказывается коллегой («consenior» I Петр 5, 1) других апостолов, которые также получили власть вязать и решать (Ин 20, 22 сл.): первенство и коллегиаль ность. — Синтез, который мы в ходе истории часто характеризуем как характерный для сущности Церкви, мог быть заново выстроен в особо важной форме и на основе особо значимого материала.

10. Удивительно было единодушное и как бы само собой разумеющееся принятие ватиканских определений в среде католического церковного народа и пастырского клира. Оппозиция (или определенное неодобрение) исходили прежде всего из профессорской среды и из круга образованных либералов. Здесь сказалась тесная и прямая, хотя часто и ускользающая от взора, связь между папством и церковным народом; ее последовательное усиление мы могли наблюдать в течение всего XIX века. Она проявилась, между прочим, и в том, что народ воспринял очищение истинного образа церковно-католическо го благочестия (Гонтгейм, Вессенберг) как протестантизирующее и отверг его. Согласие обнаружилось и в отвержении народом конституционных епископов как государственных служащих (Французская революция), что предвосхитило осуждение папой Пием VI. Самостоятельная политика конкордата, проводимая курией при посредниче стве нунциев без оглядки на особые епископские права, еще больше подорвала значение епископата, в отличие от папской курии. С другой стороны, сознание католического церковного народа возросло благодаря неумным полицейским мероприятиям против епископов во время кёльнских беспорядков (§ 115, II).