I. Введение

1. В первом томе (§34) мы временно вывели за скобки рассмотре ние истории восточной Церкви. Это соответствовало исторической ситуации. С момента разрыва официальных отношений с Ватиканом римско-католическая Церковь, которой в первую очередь посвящена эта книга, не испытывала существенного влияния со стороны великих Церквей-сестер. Ислам уже давно поставил мощную преграду между Востоком и Западом. И латинская Церковь в своем развитии тем упорнее следовала только законам западного и даже римского ареала. Правда, крестоносцы прорвались через этот заслон, и их прорыв внес в жизнь европейского Запада бесценные импульсы. Но их предприятие никак не способствовало сближению разделенных Церквей. Напротив. Все то, что вкупе можно назвать эгоизмом крестоносцев, углубило пропасть разрыва. Жестокость, проявленная ими при взятии православного Константинополя в 1204г.; изгнание греческих епископов латинскими патриархами; запрет, наложенный ими на византийский обряд; множество других невероятных унижений и всякого рода ущемлений, которые принесла на византийскую землю бессмысленная авантюра Латинской империи, остались в памяти греков и Греческой Церкви как тяжелая душевная травма²⁷⁷. И она обрекла на неуспех различные попытки воссоединения, предпринятые в последующее время (§54, II; 66 и ниже §123). Аналогичным образом глубоко укоренившееся недоверие русских православных христиан к латинской Церкви объясняется, в частности, захватнической политикой тевтонского ордена в Прибалтике²⁷⁸.

Приток греческой учености из Византийской Церкви начиная с XVв. заметно обогатил богословское мышление на Западе, но латинская Церковь еще долгое время продолжала коснеть в своей изолирован ности. Османская империя все сильнее угрожала распространиться на Запад и препятствовала всякому сближению Запада с восточным христианством. Даже в 1484г. на синоде в Константинополе латинян снова, как и всегда, сурово упрекали за их заблуждения.

2. Правда, в Новое время со стороны латинско-католической Церкви был предпринят ряд попыток нащупать контакты с православными Церквями. Но, во-первых, эти подчас титанические усилия (см. ниже) оказывались не особенно успешными, а, во-вторых, как раз они усилили недоверие «восточников» к латинянам. Восточные Церкви снова увидели в римских посланцах крестоносцев, иными словами, не столько добрых пастырей и проповедников Благой Вести, сколько представителей системы, которая, по их мнению, стремилась прежде всего расширить сферу своего влияния и даже своей власти.

Правда, многие свидетельства и отзывы говорят о том, что приверженность вере папских посланцев и чистота их помыслов, подтвержденная героическими жертвами, не была оценена по достоинству. Но все проницательные историки в наши дни единодушно считают, что «захватнический», «прозелитический» метод, применявшийся папскими посланцами, был в высшей степени неудачным.

Для исторического понимания проблемы необходимо видеть, что эти недостатки в определенной мере укоренены в образе мыслей и действия, характерных для латинского Запада. Со времени перемещения политической активности на Восток сначала Диоклетианом, а затем Константином, с того момента, когда был сделан решительный шаг к духовной самостоятельности Запада, что соответство вало концепции Церкви, выдвинутой Августином, с момента становления того, что определяется термином «civitas christiana», в западном христианстве все более ослаблялось сознание церковной связи с Востоком. Развитие и укрепление Церкви на Западе опиралось на своеобразное, замкнутое само на себя сознание. Несмотря на все ограничения и оговорки, в представлении Запада мировая действительность являла собой единое целое, совпадала с латинской Церковью папства; западное сознание не вмещало в себя претензий церковного Востока на равенство, не говоря уже о диаконии. Запад имел весьма смутное представление о державной мощи византийского царства, о его великолепной культуре, его самосознании и его сознании своего посланничества; Запад слишком мало знал о том, что Византия была щитом против ислама, что Киевская Русь, а затем Великое княжество Московское защищали его от монголов.

Соответственно на протяжении многих столетий Запад не поднимался до концепции общего наследия и судьбы с восточной Церковью, т.е. до того единственного представления, которое могло бы освободить его— при условии сотрудничества с христианскими братьями на Востоке— из сужающегося кольца ислама, избавить от надвигающейся азиатской угрозы²⁷⁹.

Говоря об этом сужении кругозора западной Церкви, мы должны, вероятно, вспомнить о том единственном эпизоде, когда Римская Церковь пренебрегла возможностью воссоединения: речь идет о деяниях славянских моравских апостолов(Первоучители славянских народов, святые (и православной, и католической Церкви) Кирилл [Константин] и Мефодий по происхождению не славяне, а солунские греки, «как видно из естественно понимаемой (без обычных перетолкований) заметки зальцбургского летописца под 873-м годом («quidam Graecus Methodius»)»— цит. по: Поснов М. Э. История христианской Церкви. Брюссель: Изд-во «Жизнь с Богом», 1964, с. 245. — Прим. ред.), но именно тогда западная Церковь решила остаться общиной, говорящей только по-латыни. Это было судьбоносное решение, и оно имело не только позитивную сторону. В нем следует искать важнейшую причину углубления разрыва с восточным христианством.

3. Итак, минуя различные страны и эпохи, мы добрались— к началу ХIХв.— до того соотношения сил, которое снова восстановило духовный, богословский и церковно-политический контакт обеих Церквей на Востоке и на Западе.

Могущество ислама, столь долго угрожавшего христианству, неудержимо ослабевало. Несмотря на отчаянное сопротивление, он потерпел поражение в 1571г. (битва при Лепанто), а с 1683г. начал отступать. Священный союз, т.е. сплочение православной России, протестантской Пруссии и римско-католической Австрии против «антихриста» Наполеона²⁸⁰, а позднее мощное (хотя и весьма неоднозначное) влияние русских мыслителей и литераторов на духовную жизнь Европы, начавшееся в ХIХв., означало повторную встречу Европы с православным Востоком.

Эта встреча в конце прошлого века стала более доверительной благодаря плодотворным усилиям западных и православных мыслителей, стремившихся сохранить сокровища православного благочестия.

И все же этот экзотический мир восточных Церквей остается для нас в каком-то глубинном смысле еще неизвестным. Мы еще не вступили с ними в тот интимный контакт, который придает уверенность суждению,— такую, например, с какой мы подходим к оценке различных этапов западной церковной истории, где хотя бы некоторые моменты кажутся само собой разумеющимися. Даже в трудах авторитетных историков восточной Церкви постоянно звучат жалобы на отсутствие в той или иной области более ранних исследований, которые придали бы научную убедительность компетентному суждению.

И несмотря на это мы полагаем, что огромное значение восточных Церквей и во многом героическое величие их блистательной и многострадальной истории оправдывают нашу попытку в этом направлении.

Кроме того, важнейшим импульсом является экуменическое мышление. Оно становится все более определяющим для нашей эпохи, оно нарастает неудержимо, как глубинная волна. Оно уже сегодня стало духовной реальностью. После того, как папа Лев ХIII настойчиво указал на сокровища восточных Церквей²⁸¹, созыв современного экуменического Собора, о котором Иоанн XXIII говорил как о дальней перспективе, переместился в план непосредственной церковной истории и обрел актуальное значение.

В контексте этой экуменической реальности наш анализ с необходимостью должен учитывать результаты изучения истории восточных Церквей: Реформация XVIIв., реальным следствием которой явился церковный раскол христианства, была протестом против специфически западной ориентированности католической Церкви. Ипотому можно с полным основанием утверждать, что определенные перегибы и крайности средневекового развития, которые мы не могли обойти молчанием, вряд ли были бы возможны в Церкви, где действовали бы восточные патриархаты со всем своим авторитетом апостольской традиции, столь высоко ценимой папами новейшего времени. Знание восточных Церквей может принести большую помощь, когда нужно будет ответить на животрепещущий вопрос о возможности воссоединения²⁸².

4. Если мы таким образом решаем включить в наш анализ историю восточной Церкви, располагая тем запасом знаний, который накопили к настоящему моменту, нам с необходимостью придется вернуться назад, к более ранним временам. О восточном благочестии, восточном монашестве, о миссионерской энергии восточных Церквей нельзя составить достаточно полного представления, исходя только из того, что было для них возможным и что еще возможно в XIX и ХХвв. Чтобы составить адекватное суждение, нужно оглянуться на то, чем они были до того, когда большие части этих Церквей парализовал длившийся столетиями гнет ислама, нашествие монголов, турецкое владычество и связанные с этим бесконечные войны, выселения, истребления. Необходимую исходную базу дают нам для этого изложенные выше сведения из эпохи древней Церкви и некоторые факты из средневековья.