logo search
ЛОРТЦ История Церкви II

VI. Выводы

1. Слабости. а) Интенсивное общесакраментальное восприятие и понимание реальности Господа в восточной Церкви, к чему характерным образом относится как монашество, так и почитание святых, икон и мощей, уже несколько раз подводило нас к вопросу: не является ли оно посягательством на чистоту «лучшей душевной справедливости»? Не перенапрягает ли количественно пышная и очень продолжительная литургия священнослужителей (и соответственно прихожан)? Не приводит ли она к такому духовному состоянию, когда человек особенно подвержен соблазну поддаться магии суеверия? Не поощряет ли Церковь поверхностную, формально религиозную деловитость? Не вырождается ли традиция в бессодержательную обрядовость? Не слишком ли часто в этом восточном богословии души мы сталкиваемся с досадной неточностью?

Западному наблюдателю нелегко дать правильный ответ на этот вопрос. Слишком грубое противопоставление безбожного человека Запада и бесчеловечного Бога Востока тоже, разумеется, ни к чему нас не приведет.

Прежде чем всерьез обращаться к негативной критике, нам следует для начала обратиться к Евангелию, которое с большей, чем обычно, настойчивостью напоминает нам суждение, которое вынес Христос о примитивном жесте кровоточивой жены (Мф 9, 20 сл.). Мы должны вообще быть сугубо осторожными в упреках восточной Церкви, ибо совершенно очевидно, что наряду с тем, что достойно критики, имеется огромная полнота чистой веры и ее осуществления в истории, полной неисчислимых страданий верующих и следующих за Крестом. А главный вывод заключается в следующем: «Восточное христианство умеет молиться, поклоняться и возносить хвалу в древнем христианском смысле» (Heiler).

б) Только застраховав себя в некоторой степени от ложных обобщений, мы имеем право и должны хотя бы вкратце указать на уже упомянутые опасности406.

По сравнению с западной Церковью восточная Церковь на протяжении веков почти не проявляла активного стремления к преодолению раскола, несмотря на молитву о единстве. Неприязнь к латинянам приводила к явно ложным суждениям и формам поведения, которые не могут быть оправданы тем, что Запад причинил Востоку.

Богатство и пышность литургии и подвиги аскезы оказываются в несоответ ствии с косностью в нравственной жизни и (несмотря на братскую любовь) в социальных усилиях.

Споры за должности среди высшей иерархии были поразительно частыми в истории восточных Церквей. Они не только нарушали заповедь о любви к ближнему, но и косвенно влияли на вопрос единства учения и учительского авторитета.

Литургия не способствовала необходимому развитию проповеди Слова; это тем более тяжело, что как раз проповедь принадлежит наследию греческих отцов.

О том, что почитание икон, возведенное на уровень таинства, может быть чревато опасностью суеверного фетишизма, мы уже говорили (см. § 125).

Расщепление на большое количество локальных Церквей легко приводит к некоторой узости и несет в себе зародыши догматической слабости; в конечном счете, эта слабость достаточно часто оборачивалась национализмом, не подобающим христианам.

Зависимость Церкви от государства во всех православных странах неизбежно приводила к усечению церковных прав и сил в пользу «мира сего». Именно в этих случаях становится очевидным, насколько было бы полезно такой Церкви сильное и активное сплочение под эгидой одной духовной центральной власти.

2. Разделение или единство? Могут ли история и самобытность восточной Церкви оказать помощь при попытке снова объединить разделенные христианские Церкви Востока и Запада?

а) К сожалению, в наше время ответ во многом остается неопределенным, поскольку реальная жизнь других частей восточнохристи анских Церквей известна нам лишь в общих чертах: за железным занавесом они в значительной мере остаются Церквями молчания. Можно только уповать, ссылаясь на промысел Божий и на историчес кие параллели, что величие их ужасающего, почти всегда безвестно го мученичества обернется благом и усилением всего тела Церкви. Но это упование, не знание...

Тем не менее мы можем попытаться как-то ответить на поставлен ный выше вопрос, ибо мы в данном изложении прежде всего смотрим на то, что признали самобытной силой этих Церквей, проявленной в их истории.

б) Общим для обеих Церквей— восточной и западной — является не только главное в христианстве— Символ веры, но и его осуществление407. Поэтому различия в описанных типах церковного бытия не должны быть окончательным поводом для разрыва; углубление и обновление с обеих сторон могло бы вполне выявить как раз сущностную общность. Тогда различия могли бы быть признаны не ведущими к разрыву или даже прямо образующими общность.

Взаимопонимание между католической Церковью и православны ми Церквями ставит прежде всего проблему единства во многообра зии. В преодолении этой огромной трудности может оказать помощь как раз тип восточноцерковного мышления: чем менее абстрактно будет воспринята или изложена та или иная конкретная истина, тем скорее может быть достигнута общность воззрения на ядро проблемы. Главное, чтобы никто из партнеров под этой сутью не понимал чего-либо, противоречащего пониманию другой стороны408 .

В частности, полезным может оказаться пневматико-сакраменталь ный тип понятия Церкви и особенно церковного авторитета, культивируемый в восточных Церквях. Если бы удалось сочетать это представление об обращенной к истокам Церкви с концепцией высшей иерархии как коллегии епископов, то можно было бы найти некий путь, который позволил бы восточной Церкви признать папский примат, а папе— признать автокефалию, сохраненную в единстве Петрова служения, — прежде всего, если восточные Церкви вспомнят, как высоко они сами почитали некогда апостольский Рим за его первопрестольность (Heiler).

Нельзя также упускать из виду, что термин «первенство чести» может быть истолкован согласно Евангелию (Ин 21, 15 сл.) и Игнатию Антиохийскому как «первенство в любви» в том смысле, какой вполне мог бы включить в себя представление о верховном пастыре. Причина несогласия по этому пункту заключается в следующем: восточная Церковь утверждает, что из «первенства чести» сформирова лось не только первенство юрисдикции в смысле духовного авторитета, но и универсальная власть, ограничивающая свободу409.

Напротив, именно определенные характерные особенности восточных Церквей создают особые трудности для взаимопонимания: сюда относится (пусть даже и благотворная) тенденция восточных Церквей не слишком далеко заходить в точной интерпретации догматических вопросов, и особенно их склонность уделять большее внимание интерпретации того или иного отдельного епископа или богослова. Мы уже упоминали выше православные авторитеты, которые отнюдь не рассматривают даже определения соборов абсолютно окончательными и не подлежащими пересмотру; по мнению этих авторитетов, продолжающееся водительство Святого Духа могло бы привести к новым познаниям, а ревизия прежних определений к новым, лучшим результатам.

3. В вопросе о примате продвижению вперед может помочь исторический анализ того, каким образом возник раскол. Признав тот факт, что виной раскола был ряд личных и политических мотивов, что с римской стороны недостаток умеренности без необходимости привел к предельному обострению конфликта, следовало бы, например, предпринять ревизию образа Фотия. А именно, допустить, что он возражал скорее против стиля осуществления примата Николаем, чем против него самого; придется также допустить, с другой стороны, что Фотий не имел никакого права искажать своими вставками папское послание, зачитанное на Синоде 879/880 г. (§ 41, II). Надо заметить, что, согласно новым исследованиям, Фотий умер, примирившись с Римом.

Мы уже упоминали, что, с точки зрения церковного права, важное значение имеет то, что ни одна из схизм между обеими Церквями, будь то схизма Фотия, или схизма 1054г., или отмена унии Ферраро-Флорентийского собора никогда не была ратифицирована никаким вселенским собором410 . Для адекватного истолкования острейшего раздела Церквей 1054г. важно также иметь в виду, что несмотря на возможное отлучение и сжигание папской буллы на собрании епископов 17 июля 1054г. современники вовсе не рассматривали эти события как решительный и окончательны й разрыв (Congar).

4. Долгое время латинский Запад по традиции считал себя Церковью по преимуществу. Поэтому понадобился длительный период, прежде чем латинское христианство признало религиозное и церковное значение восточных Церквей. С этим связано то обстоятельство, что католическая Церковь все это время не достаточно учитывала религиозное и церковное самосознание восточных Церквей. В этом— корни неверного и неудачного обращения с восточными Церквями со стороны Рима. И вот наконец папа Пий XI упрекнул католиков за это нарушение заповеди о братской любви. Он же вознес хвалу тому ценному, что заслуживает не только высочайшего уважения, но и всяческой симпатии (см. ниже §124).

Самосознание восточных Церквей действительно может многое сказать в свою защиту. Что ни говори, Восток— родина и место возникновения христианства. Там жил и учил Иисус, там учили с самого начала и по преимуществу апостолы, там они основывали Церкви и посылали туда своих последователей. Первая община и другие самые ранние общины возникли на Востоке. Хотя основополагающие догматы первых семи Вселенских соборов были установлены и при участии западной Церкви, но это участие было сравнительно небольшим (правда, оно сыграло важную роль). Литургия сформировалась сначала на Востоке. Монашество имеет там глубокие корни и оказало глубокое влияние на монастырскую жизнь Запада.

Восточные Церкви вписали огромную главу в церковную историю благодаря миссионерской деятельности среди славян, включая Россию.

Восточные Церкви, испытывавшие жестокие преследования и угнетение со стороны персов, татар, арабов и турок, выстояли и сохранили христианское учение и само существование Церкви. Но они претерпевали неслыханные страдания не только в прошлом; и в наши дни, среди нас, как сакраментальный член единого Тела они принимают мучения за всю Церковь, а значит и за Церковь латинскую.

Перед нами чрезвычайно богатое духовное прошлое, сохранившее особенную близость к ранней Церкви.

Вот почему восточная Церковь имеет полное право быть выслушанной, право на уважение к ее самосознанию.

5. Папы ХХв. говорили об этом праве, находя подчас поразительно точные слова: Лев XIII пробудил внимание Запада к восточной Церкви; Бенедикт XV решительно оспаривал тезис о том, что только латинское начало имеет исключительную ценность для Церкви (1927г.); Пий XI в 1931г. выдвинул мысль о многообразии в единстве и создал целый ряд богословских центров для исследования и пастырского попечения общин восточного обряда в Риме411. Пий XII412, подчеркивая именно древность тех ценностей, которые сохранены восточной Церковью, отвергал внешнее уравнивание, только ослабляющее внутренние силы413. Наконец Иоанн XXIII, который 20 лет был нунцием на Востоке, придавал особое значение пониманию восточной Церкви.

6. В общем, следует исходить из того, что разделение между Востоком и Западом произошло в то время, когда определенные догматы, ныне разделяющие эти Церкви, еще не были установлены. Что же касается учения о Непорочном зачатии и Вознесении Богоматери, то мы имеем право указать православным на многие свидетельства их собственной литургии.

В этом комплексе православное представление о Церкви также может сохраниться. Ведь она есть творение Христа и как таковое завершена, она не знает никакого дальнейшего развития догматов. И все-таки благодаря Духу, который ниспослан, дабы ввести ее во всю истину, она находится в процессе становления. И потому в этой сфере свобода человека имеет свою задачу и возможность. Cтановление Церкви состоит не в чем ином, как в стремлении к святости, а именно оно лежит в основании восточной Церкви.

Было справедливо замечено, что Восток не отвергает учения только потому, что не дает его точной формулировки. Мы снова наталкива емся на уже упомянутый414 принципиальный вопрос: когда нечто бывает обязательным и жизненно-необходимым для исповедания веры? Восточные Церкви не учат о чистилище. Но они возносят молитвы за умерших. Даже для понимания римского примата можно найти обоснования у тех русских мыслителей XVII и XVIIIвв., которые писали против старообрядцев.

Поскольку, как уже было сказано, формы благочестия восточной Церкви сохранили большую близость древнему христианству, они могут быть близки как католикам, так и евангелическим протестан там. Поэтому они могут сослужить важную службу в разговоре католиков с евангелическими христианами. Некоторые черты, дающие евангелистам повод критиковать католическое учение и благочестие, покажутся им ценными с христианской точки зрения, если они увидят их во всей совокупности православного благочестия. Причина в том, что в православном благочестии те явления, которые в сущности совпадают с явлениями католической веры, окажутся не столь подверженными опасности попасть в сферу юридических категорий, как это, по мнению евангелистов, имеет место в католической Церкви. Во всяком случае, христианин-евангелист может научиться здесь тому, что отвергаемое им в католической вере и исповедании может быть легитимно истолковано как евангелическая форма. Может быть, евангелисты скорее смогут научиться у этой Церкви, к которой они не испытывают враждебности и поэтому не должны ее преодолевать, насколько существенна роль традиции как источника веры, каким богатством с христианской точки зрения является священство и иерархия и литургия со святой евхаристией и что не следует никоим образом посягать на почитание святых, прежде всего панагии— пресвятой Богородицы, и нарушать первую заповедь.

7. Имеется много различий, которые не являются противоречиями. В прошлом эти различия далеко не всегда даже привлекали внимание.

Скажем в заключение, что бесконечно многое зависит от того, что начиная с раннего средневековья противопоставление церковного Востока Риму было обосновано церковно-политическими мотивами, поскольку Восток опасался продвижения латинского Запада в свою греческую сферу. Как мы видели, история иногда подтверждала справедливость этих опасений. Без всякой задней мысли и расчета, со всей честностью братской любви Восток следует освободить от этого страха: всякая попытка латинизации должна быть пресечена.

Спасение мира всегда зависит от того, чтобы власть не превратилась в произвол и насилие. Это извращение должно быть исключено из интерпретации церковной, папской, епископской власти, и в этом— самая главная задача и средство для воссоединения.

ИЗМЕНЕНИЕ СИТУАЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ